И все же лучше всего воздержаться от откровений, дабы неуслышать в ответ пересказ каких-нибудь сплетен. К тому же прошло столько лет –ее мать могла выйти замуж и родить еще семерых детей. Так зачем ворошитьпрошлое? Лишние разговоры только причинят вред. Вся жизнь Роуан прошла вдали отНового Орлеана, и она не питала зла по отношению к той, что дала ей жизнь, ноне оставила в памяти ни имени, ни лица. В душе царило лишь мрачное, безнадежноечувство тоски. И Роуан промолчала.

Англичанин долго и внимательно разглядывал Роуан,совершенно, кажется, не шокированный ни бесстрастным выражением лица стоявшейперед ним женщины, ни ее неизменным молчанием. Когда Роуан вернула карточку, онизящным жестом взял маленький картонный прямоугольник и, прежде чем спрятать,еще какое-то время подержал в руке, словно надеясь, что собеседница передумает.

– Как бы мне хотелось поговорить с вами, –продолжал тем временем Лайтнер. – Интересно, как живет человек, по волесудьбы оказавшийся так далеко от дома, вырванный с корнем из роднойпочвы… – Немного помедлив, он многозначительно добавил: – Когда-то я зналвашу мать.

Англичанин умолк, словно сознавая, какое впечатлениепроизвели его слова – столь неуместные в данных обстоятельствах. Если он хотелударить ее этими словами, трудно было выбрать более подходящий момент. Но Роуанпо-прежнему неподвижно стояла, засунув руки в карманы куртки. И хотя последняяфраза Лайтнера всколыхнула в душе бурю эмоций, внешне она никак их не проявила.

«Он знал мою мать?»

Господи, ну почему все так ужасно?! И этот джентльмен ссияющими голубыми глазами, такой заботливый и терпеливый, и ее молчание, всегдаслужившее завесой, отгораживающей ее от окружающего мира. Откровенно говоря, втот момент Роуан просто не в силах была вымолвить хоть слово.

– Мне бы доставило огромное удовольствие пригласить васна ленч или, если время не позволяет, хотя бы чего-нибудь выпить. Как видите, ясовсем не злодей. Есть одна очень длинная история…

И снова интуиция подсказала Роуан, что он говорит правду!

Она уже готова была принять приглашение, чтобы поведать емуо себе и расспросить его о своих неведомых родственниках. В конце концов, неона искала этого англичанина – это он нашел ее и предложил поделиться с нейинформацией. В тот момент Роуан испытывала сильное искушение откровеннорассказать обо всем, даже о своих таинственных способностях, словно загадочныймистер Лайтнер оказывал давление на ее разум, безмолвно побуждая открыться,впустить его в самые потаенные уголки сознания. Похоже, этот человек испытывалк ней неподдельный интерес. Глубоко личная, искренняя заинтересованность,проявленная без малейшего злого умысла, согревала душу Роуан, как в зимнийхолод согревает тепло очага.

Картины, свидетели, все самые потаенные ее мысли о техсобытиях неожиданно захлестнули Роуан.

«За свою жизнь я убила троих. И точно знаю, что способнаубивать гневом. Вот что происходит в жизни „человека, вырванного, как выизволили выразиться, с корнем из родной почвы“! Известны ли вам подобные случаив истории рода Мэйфейр?»

Неужели англичанин действительно вздрогнул, бросив на неемимолетный взгляд? Или ей это только показалось и во всем виноваты косые лучизаходящего солнца, отражающиеся в его глазах?

Но Роуан не могла решиться. Они стояли над могилой женщины,которой она дала обещание никогда не возвращаться в Новый Орлеан и не пытатьсявыяснить правду о своем происхождении. Эта женщина окружила ее заботой илюбовью и, быть может, сделала для нее больше, чем могла бы сделать роднаямать… Перед глазами Роуан вновь всплыли очертания комнаты, где умирала Элли, ав ушах зазвучали едва слышные, мало похожие на человеческие стоны боли… «Обещаймне, Роуан… Даже если они напишут тебе… Никогда… никогда…» – «Ты же моя мать,Элли. Моя единственная мать. Разве я могу желать большего?»

В последние недели агонии Элли Роуан особенно страшиласьсвоей загадочной разрушительной силы. Что, если в состоянии гнева и горя онаобратит ее против слабеющего тела Элли и тем самым раз и навсегда прекратитневыносимые и бессмысленные муки? «Я могла бы убить тебя, Элли. Я могла быизбавить тебя от страданий. Уверена, что могла бы. Я отчетливо ощущаю, кактаящееся внутри меня нечто словно замерло в томительном ожидании сигнала кдействию».

Так кто же она все-таки? Неужели ведьма? Нет, невозможно –ведь она целительница, а не разрушительница! И, как у всех людей, у нее естьправо выбора!

Англичанин стоял ошеломленный, не сводя с Роуанвнимательного, изучающего взгляда. Такое впечатление, что он каким-то образомподслушал ее мысли, ибо вслух она не произнесла ни слова. Но разве такоевозможно?! А он словно говорил в ответ: «Я вас понимаю». Нет, это, конечно,всего лишь иллюзия. На самом деле ничего этого не было, и губы Лайтнера даже нешевельнулись.

Измученная, отчаявшаяся разрешить все эти загадки, Роуанрезко повернулась и в полном замешательстве направилась к выходу с кладбища.Наверное, он сочтет ее невоспитанной грубиянкой или – еще того хуже –сумасшедшей. Ну и пусть, не все ли равно? Кто он такой – Эрон Лайтнер? Роуандаже мельком не взглянула на протянутую им визитную карточку и почти сразувернула ее владельцу. Так почему же тогда ей так хорошо запомнилось его имя?Возможно, причина в нем самом, в обаянии его личности, но скорее всего – в том,о чем он говорил, в его очень и очень странных речах…

Прошло уже несколько месяцев с того ужасного дня, когдаРоуан приехала домой, открыла стенной сейф и вытащила оттуда бумагу, которуюадвокат Элли вручил ей для подписи.

«Я, Роуан Мэйфейр, в присутствии нижеподписавшегосясвидетеля торжественно клянусь перед Богом в том, что никогда не вернусь вНовый Орлеан, город, в котором родилась, и не стану пытаться получитькакие-либо сведения о моих биологических родителях. Клянусь в том, что будупресекать любые контакты с семейством Мэйфейр, кто бы из тех, кто носит этуфамилию, ни обратился ко мне по какой бы то ни было причине или под каким бы тони было предлогом…»

Роуан снова и снова вчитывалась в текст обязательства внадежде постичь то, что скрывалось между строк, но тщетно: истинный смыслнаписанных слов по-прежнему оставался нераскрытым. Однако она не могла неисполнить желание Элли. И Роуан подписала это обязательство. Свидетелем быладвокат Милтон Крамер. Заверенная копия документа отправилась в его архив.

Интересно, думала иногда Роуан, вглядываясь в лицо МайклаКарри, улыбающееся с журнального снимка, который она вырезала и прикрепила кзеркалу, вспоминает ли он вот так, как сейчас она, события своей жизни?