– Стробач, ну, ты нахал... Последнее место, где я ожидалтебя, прохвоста, увидеть...

Голова, преодолевая остатки химического дурмана –несомненно, обдали какой-то гадостью, даже не обдали, а в окно закинули нечтовроде газовой гранаты, – пыталась работать в прежнем режиме. В самом деле,последнее место, где Стробач мог объявиться. Рано еще обобщать, но, похоже,гостеприимный Педро тут ни при чем. З а с а д ы здесь быть не могло: ну ктостал бы заранее рассчитывать, что Мазур тут объявится? Он и сам-то вплоть досамого последнего момента не знал, что свернет к миссии. Не закипи радиатор вджипе, так и промчался бы мимо окольными дорожками. Здесь что-то другое...

Стробач взял корявый стул, перенес его поближе – но все женедостаточно близко для броска, которым можно было бы его достать даже изположения лежа, – повернул его спинкой к Мазуру, уселся на него верхом.Второй, тот, что тыкал в Мазура тевтонской тарахтелкой, отошел на несколько шагов,занял позицию, с которой мог наблюдать за окном. Третий стоял у двери.

– Какого хрена? – спросил Мазур.

– Адмирал, дорогой, – отозвался Стробач с ленцой вголосе, – ты уж, будь ласков, лежи спокойно, ладно? Шансов, сам видишь,никаких.

Мазур кинул взгляд на свой пояс – ну да, там красовалисьлишь пустая кобура и пустые ножны.

– Девочку куда дел? – задушевно спросил Стробач. –Неужели пристукнул? Ох, похоже... Ни за что не поверю, что вы поделили камешкии разбежались. Так не бывает. Весь мой жизненный опыт вопиет, что так небывает... Значит, пристукнул, хапуга? А ты знаешь, это обнадеживает. Раз ты еепристукнул, чтобы не делиться, значит, стал наконец рассуждать, как нормальныйчеловек, а не идеологический урод. А это позволяет верить, что мы наконец договоримсяпо-хорошему, в кои-то веки...

– Ты о чем? – спросил Мазур, прислушиваясь.

Вокруг стояла совершеннейшая тишина, никаких признаковпереполоха.

– Давай не будем, а? – поморщился Стробач. – Целкумне тут не изображай... Времени у нас мало. Мои хлопцы здешнюю шпану согнали водно место и придерживают, но мало ли что... Еще занесет кого неправильного.

Мазур ухмыльнулся:

– Эй, голубь незалежный, ты ж наверняка, как такому иполагается, католик? Что ж ты, сукин кот, Божий дом поганишь?

– Храма я не осквернял, – серьезно сказалСтробач. – А насчет людишек – замолю как-нибудь, я ж их не убил никого ине мордовал, испугом отделаются... Ладно, хватит. Времени, говорю тебе, мало.Короче, я все знаю про камешки. Про два кило. Откуда – долго объяснять, да и кчему? Такие дела, адмирал, в полном секрете никогда не остаются. Сорока нахвосте принесла... В общем, возвращаемся к прежней теме: молись на меня, сукатакая. Скажи «спасибо». Хотя ты мне и напакостил, в дерьме вывалял по самыеуши, я тебя и на этот раз готов простить.

– Не задаром, а? – ухмыльнулся Мазур.

– Да уж, конечно... За семьдесят пять процентов. Тебе ичетверти хватит. Прикинь, сколько это в каратах – полкило... Отдаешь тричетверти, и можешь убираться.

– Прикажешь этому верить?

– Прикажу, – сказал Стробач. – Как-никак меж наминет с м е р т е л ь н о й вражды. Мне платили, тебе платили, ты старался делатьсвою работу, я свою. Я – человек толерантный, такие вещи понимаю. Напакостил тымне изрядно, но три четверти от двух кило меня в качестве компенсации устраиваютвыше крыши. Мы как-никак советские офицеры, к а с т а... Не веришь?

– Дурака нашел.

Стробач поморщился:

– О господи... Вздумай я тебя обмануть и все же пристукнуть,предложил бы дележ на других условиях – скажем, пятьдесят на пятьдесят. А потомшлепнул бы. Но я играть буду честно. Получишь свои двадцать пять процентов...как в старину за находку клада... и можешь мотать к чертовой матери. Ты мнесовершенно не страшен, п р и п а ч к а н н ы й... Вполне удовлетворюсь тем, чтос н и м у с тебя три четверти. Так гораздо интереснее, чем забирать все истрелять тебе в башку, – он широко улыбнулся: – Мне так гораздо приятнее:весело будет помнить, что ты остался живехонек, но с м и з е р о м. Ты мужиккрепкий, еще лет двадцать, как минимум, протянешь – и каждый день будешьвспоминать, с к о л ь к о потерял... Нет, серьезно, это гораздо лучше, чем тебямочить... Где камни? Тут их нет. Я на твоем месте, прежде чем соваться наночлег к Божьим людям, на всякий случай прикопал бы алмазы где-нибудь в лесу,подальше... Значит, так ты и поступил, это азбука.

– Догадливый ты, морда... – сказал Мазур беззлобно.

– У одних педагогов учились... Ну, свыкся с новымположением? Сейчас мы с тобой пойдем в лес, и ты покажешь место. Конечно, яприму все меры, чтобы ты не смылся и не попробовал кого-то из нас ушибить.Второй раз это у тебя не проскочит.

– А если...

– А если будешь ерепениться – времени нет с тобой болтатьдружески. В темпе начнем с п р а ш и в а т ь. Сам понимаешь, я умею такспрашивать, чтобы ты и не сдох раньше времени, и выложил все на блюдечке. Нопри этом раскладе я заберу все. До камушка. И ни за что тебя не прихлопну, ненадейся. Будешь доживать век калекой и локти себе грызть, и без здоровья, и безкамешков... Думай быстренько. Некогда мне перед тобой расстилаться. Говорютебе...

С дверью что-то произошло – она буквально вылетела,сорвавшись с петель, сбив с ног часового, – а в следующий мигоглушительная очередь швырнула его на пол, прошла по комнате, смачно ударив втого, что стоял у окна. Стробач оцепенел на стуле – из той позы, в которой онсидел, не вскочишь, не выхватишь оружие так, чтобы успеть...

Великан Педро сделал шаг в хижину и остановился, наведя наСтробача автомат ППШ с диском – старое безотказное оружие, которое СоветскийСоюз сюда украдкой поставлял еще при Хрущеве, когда первые партизанские отрядыначали всерьез браться за португальцев.

– Сын мой, – сказал он Мазуру. – Неловко мне,смиренному слуге Божьему, предлагать такое, но не обидеть ли вам этого типа?Опасаюсь я к нему близко подходить – ловок и молод, а я уже в годах...

С превеликой охотой взмывши с пола, Мазур подскочил кСтробачу и припечатал ему от всей души. Огляделся. Рядом с тем, что валялся уокна, лежала белая синтетическая веревка, явно предназначенная для самогоМазура. Проворно спутал Стробача так, что даже он не смог бы освободитьсясамостоятельно. Повернулся к Педро:

– Что там у вас творится?

– Да, собственно говоря, ничего уже и не творится, –сказал Педро, опустив автомат. – Эти обормоты приперлись ни свет ни заря,согнали всех в церковь, включая отца Себастьяна, двоих оставили нас охранять, асами куда-то поперлись... Впрочем, куда, было и так ясно – они спрашивали отцаСебастьяна про вас. Он промолчал, конечно... но миссия наша небольшая, не такуж и трудно быстренько осмотреть все дома...

– А где... те двое? – спросил Мазур, еще ощущая в башкеостатки химического дурмана.