– Насчет сокровищ тоже не вполне понятно, – пожалая плечами. – По крайней мере, твой усопший дядюшка был склонен в нихверить. – Женька моргнула, глядя на меня во все глаза, я объяснила: – Якое-что нашла в его бумагах. Очень полезно провела вечер.

Я сходила за папкой и сунула ее в руки обалдевшей Женьке.

– Читай.

– Анфиса, ты мне лучше своими словами, я от волнения невсе буквы помню.

– Хорошо. – Я села на стол и принялась излагать.Женька осела в кресло все еще с папкой в руках и внимала мне, открыв рот ивремя от времени издавая звуки, похожие на стон. Так ее разбирало. Я закончиларассказ, вздохнула и развела руками: – Вот так.

– Ой, – произнесла Женька. – И где их теперьискать?

– Понятия не имею.

– Нельзя так издеваться над человеком. Сначала тысказала, что они вроде бы есть, а потом «понятия не имею». Ты о моих нервахподумала?

– Я не говорила, что они есть. Я сказала, что твой дядятакой вероятности не исключал. Почувствуй разницу.

– А сама ты как думаешь? Ты же эти бумаги читала…

Я пожала плечами.

– Я бы с дядей согласилась, но… он клад не нашел, хотястолько сведений собрал об этом Фуксоне. Боюсь, Яшка-Каин унес свою тайну вмогилу. – Тут я нахмурилась, вспомнив недавнее посещение кладбища вКолыпине.

– Чего? – насторожилась Женька.

– Помнишь, рядом с могилой твоей тетки крест? На немеще была закрашенная табличка с буквой «Ф» вначале?

– Помню. И что?

– «Ф» – Фуксон, понимаешь? Скорее всего, там похороненЯшка-Каин.

– Анфиса, не томи. Похоронен – и что?

– Довольно странно, ты не находишь?

– Чего странного, надо ж было его где-то хоронить.

– Странно, что его похоронили рядом с приемной матерью,то есть, странно, что она захотела оказаться рядом с ним, ведь она умерлагораздо позже.

– Не знаю, лично мне все равно, где меня похоронят.

– В бумагах Льва Кузьмича сказано, что Яшку похоронилив Колыпине. Уверена, что мы видели его могилу.

– Анфиса, я не понимаю, почему тебя это интересует?

– Затрудняюсь ответить, но ситуацию хотелось быпрояснить. Лаврушин говорил об учительнице, которая хорошо знает историюздешних мест. Надо бы с ней встретиться.

– Скажи честно, ты думаешь, клад в его могиле? –ласково спросила Женька. Я закатила глаза.

– Евгения Петровна, у вас опять золотая лихорадка.

– Хорошо, говори, что делать?

– Сходи к Лаврушину, возьми телефон учительницы.

– Схожу. Что еще?

– Надо встретиться с Ириной. Придется ехать в Колыпино.

– Ну, так поехали.

– Ты что, забыла, я под домашним арестом.

– Черт… мирись быстрее со своим полковником.

– А его воспитание?

– Иногда приходится чем-то жертвовать.

– Одиннадцать часов, а он даже не пришел, –нахмурилась я.

– Он вчера весь вечер к тебе взывал, но ты быланепреклонна. Обиделся парень.

– Обиделся, – презрительно фыркнула я.

Женька вылезла в окно чуть ли не до половины и заорала:

– Полковник, Анфиса Львовна готова выслушать вашугорькую исповедь.

Я подошла к подруге и осторожно выглянула. Ромка поднялголову, я дернулась, чтоб он меня не увидел, но опоздала.

– Ты вчера сказала, что хочешь со мнойразвестись, – с обидой заявил он. – Как у тебя только языкповернулся.

– Андреич, – затянул сольную партию дядяМиша, – бабы такой народ, их слушать никак нельзя. Они одно говорят, адумают другое. Дура она, что ли, с таким-то мужем разводиться. Прав я,Анфисушка? – задрав голову, спросил он.

– Прав, прав, – кивнула Женька. – Полковник,иди сюда, пока она не передумала. А то опять запрется и голодовку объявит. Тыже знаешь ее характер.

– Ты меня любишь? – спросил Ромка, обращаясь комне.

– Ответь мужу, – ткнула меня в бок подруга. Явозмущенно покачала головой.

– Ты меня любишь, спрашиваю? – рявкнул РоманАндреевич.

– Мне что, на всю деревню орать? – не выдержала я.

– Да или нет?

– Конечно, да, придурок.

– Ладно, сейчас поднимусь, – сказал он и вошел вдом.

– Я удалюсь ненадолго, – вздохнула Женька, –особо не увлекайтесь, нам еще голову ломать, где искать ценности.

Через час мы сели обедать, Женька за это время успеласбегать к Лаврушину и принесла новость: в деревне вновь появились милицейские,ходят по домам, народ расспрашивают. Ромка грозно посмотрел на нас и сказал:

– Никуда не лезть.

– Мы и не собирались, – пожала я плечами, но мужане убедила.

Выпив для аппетита и откушав, мужчины решили отдохнуть.Ромка устроился в саду, постелив одеяло под вишней, дядя Миша в гостиной. Нам сЖенькой это было на руку, требовалось многое обсудить.

О том, чтобы ехать в Колыпино, и речи быть не могло, придетсявыждать время, пока Ромка успокоится. Женькина душа рвалась к подвигам, ностоящих идей не было до тех самых пор, пока она не вспомнила о заброшенномколодце.

– Что мужик там высматривал? Мы же хотели взглянуть.

Подумав, я согласилась. И мы пошли к колодцу. Так как дыры взаборе теперь не было, пришлось обходить дом по кругу, мы вышли на тропинку ипоспешили в сторону леса, надеясь, что Ромка спит богатырским сном и нашеотсутствие не заметит.

Впереди показался колодец, а я замедлила шаг, ежась по непонятнойпричине от беспокойства. Деревня совсем рядом, а чувство было такое, будто ты вглухом лесу, где все дышит опасностью. Женька бодро шагала впереди, видно,подобные мысли ее не посещали. Я то и дело оглядывалась, чудилось, что из-задеревьев за нами кто-то наблюдает.

– Чепуха, – пробормотала я.

– Ты чего? – обернулась Женька.

– Так… – туманно ответила я.