Тени слились воедино во второй раз, и вспышка света, созданная с помощью резкого движения запястья иллюзиониста, изобразила то, как сверкнула сталь.

– Когда Кадир встал в позу, которая, как он полагал, изображала неторопливое раздумье, Али-бей быстро шагнул вперед и ударил евнуха чуть ниже грудной клетки. Евнух, отброшенный ударом, едва удержался на ногах. Он поднял руку, чтобы потереть ушибленное место, и почувствовал там какую-то влагу. Посмотрев вниз, он удивился – всего лишь удивился тому, что его рука оказалась вымазанной в крови. Он вскинул голову и посмотрел на Али-бея. И только в этот момент он увидел поблескивающий клинок, который, мелькнув, словно проворная рыбка, исчез в мокрых от пота складках одежды толстяка. Кадиру, конечно, захотелось очень многое сказать Али-бею. Но его рот только открылся и закрылся, причем дважды. «Как у рыбы», – подумал он.

Теперь тень евнуха стояла одна на фоне нарисованного неба, а солнце, луна и звезды перемещались над его головой.

– Он вдруг, причем впервые за долгие годы, вспомнил, как стоял закопанный по самый подбородок под палящим солнцем после того, как священники схватили его и отрезали его член, похожий на маленького морского конька, и его яички, похожие на высушенные плоды. Мучительная агония, которую он испытал, когда в рану была вставлена бамбуковая палочка, уже давно осталась позади, но тепло, исходящее от раскаленного песка, в который его закопали по самую шею, накатывался на него подобно жару из печи пекаря. Кадир, главный евнух и доверенное лицо султанов и их жен, мысленно вернувшийся в то время, когда ему было восемь лет от роду, умер еще до того, как упал на пол, сильно ударившись лицом.

Движущаяся тень, изображающая падение евнуха, была одновременно и трагичной, и грациозной. Аудитория рассказчика – аудитория, состоящая всего из одного человека, – ахнула. Девушка закрыла лицо руками – она всегда так делала в этот момент повествования.

Фигурки-тени не использовались при рассказе об убийстве маленького мальчика – звучали только тихие слова, и показывалось небо с облаками, птицами и безжалостным солнцем в его центре. Приглушенный шум, доносящийся из-за окна – крики торговцев на рынке, стук подкованных копыт на выложенных булыжником улочках, голоса прохожих, – мог восприниматься как горестные стенания и вопли плакальщиков.

– В конце наступил момент, когда – пусть даже ненадолго – тишина и спокойствие сменили неистовство борьбы. Все ощущения исчезли, и Маленький Ахмет как бы завис в тишине и теперь парил в ней. Толстяк ушел, и к Маленькому Ахмету уже никто не прикасался и не заталкивал его под воду. Он плавал на поверхности с разведенными ногами и руками. Он лежал в воде лицом вниз, и его волосы были похожи на отростки какого-то водного растения. Когда он дергался и отбивался, его веки очень плотно сомкнулись, что было еще одним проявлением сопротивления, но боль и страх уже ушли. И хотя его легкие наполнились водой, он не задыхался. Это время уже прошло. Он сейчас существовал в воде подобно тому, как до своего появления на свет существовал в жидкости внутри утробы. Благодаря теплившейся в нем жизни, его память все еще работала. Его угасающие глаза открылись навстречу мерцающему свету, и, всматриваясь в этот свет, он услышал ее голос – чистый, как звучание колокола. Он не мог видеть ее лица – он видел только мерцающий свет, – но ее голос доносился до него со всех сторон. Как только он услышал, что она зовет его по имени, он начал опускаться глубже, медленно погружаясь в теплую неподвижную воду и устремляясь к источнику света и звука. Он не испытывал страха.

В течение некоторого времени рассказчик и слушательница лежали молча, позволяя произнесенным словам занять место в их мозгу, – так, как занимает места прилетевшая на дерево стайка птиц.

– А что с Али-беем? – после паузы спросила слушательница.

– Султан казнил его. Приказал повесить, как тебе прекрасно известно.

– Хотя именно он, Мехмед, приказал убить этого своего маленького единокровного брата, – сказала она.

– Да, именно он, – подтвердил рассказчик, зная, что она любит слушать одно и то же снова и снова. – И разве тебе не кажется, что казнь Али-бея позволила его мечте сбыться: ему ведь удалось посмотреть сверху вниз на своих соотечественников, причем даже на тех, кто был главнее его. Его мечта сбылась, когда он смотрел на их задранные вверх головы, хотя при этом чувствовал, как веревка стягивается вокруг его шеи. Правда, это было последним, что он видел в своей жизни.

– А того малыша и в самом деле называли Маленький Ахмет? – поинтересовалась она. – От этого все кажется еще более грустным.

– Он был последним сыном, зачатым его отцом. К тому же этот старик был тогда ближе к смерти, чем к жизни. Кроме того, Ахмет родился раньше срока, не издал после родов ни звука и вообще был очень вялым существом. Никто даже не ожидал, что он выживет и не умрет вскоре после рождения.

– Мать, однако, любила его, – произнесла она с тоской в голосе.

– Как бы там ни было, он выжил. И его любили.

– Так вот каков наш враг, – сказала она. – Человек, который способен убить своего собственного единокровного брата, младенца, и все ради того, чтобы обезопасить свое пребывание на троне.

Снова повисло молчание, а затем он сказал:

– Они все так делают. Именно это превращает их в мужчин.

– Ты ошибаешься, – прошептала она. – Именно это превращает их в султанов… и императоров.

Они лежали вдвоем в темноте – юноша и девушка в темной спальне.

Высокий потолок этой комнаты был залит светом, и казалось, что здесь сосуществуют два мира: мир, в котором всегда день, и мир, в котором всегда ночь, и два времени: прошлое и настоящее.

Мы теперь удаляемся от них – удаляемся в сторону и вверх, – и их комната предстает перед нами как часть построенного из белого камня дворца. Трудно сказать, то ли этот камень белый сам по себе, то ли его делает таким бездушный свет по-зимнему бледного солнца. Мы поднимаемся еще выше, и их город, который когда-то был величайшим городом в мире, предстает перед нами как паутина улиц, улочек и переулков, где теснятся большие и маленькие здания и судьбы.

По мере того как мы поднимаемся еще выше по все более растягивающейся спирали, становится видно место расположения города на местности. Он находится в конце треугольного полуострова, похожего по своей форме на морду и рог носорога. Этот широкий короткий рог выдается далеко в море, и поэтому с обеих сторон его омывает вода. Перешеек полуострова – ну, то есть горло носорога – пересекается от края до края большой белой стеной, похожей то ли на ошейник, то ли на мертвенно-бледный шрам. К этой стене текут неодолимым потоком полчища людей и животных – собранные воедино силы султана Мехмеда II.

Уже апрель, но весна в этом году не торопится, а потому все вокруг такое же, как зимой. Миллион пар топающих копыт и шагающих ног разводят слякоть, которая здесь повсюду, ибо люди устремляются во всех направлениях. Продвижение людей и животных вперед медленное и мучительное. Оно сопровождается криками и стонами путников, жалобным ревом вьючных и тягловых животных.