– Хорошо, я все поняла и все сделаю! – она замолчала, а потом безумно счастливым шепотом выдохнула, – Она очнулась, Костя!

– Я очень надеюсь, что утром будет так же, Таня!

Он отключился. Остановился посередине спальни, как был, полураздетый. Застыл. От счастья может башню снести. Сердце может остановиться. В обморок можно упасть. Вот и он был на грани чего-то такого.

Сердце в бешеном ритме зашлось, и пальцы подрагивали, а голова кружилась, и хотелось рассмеяться во все горло. Чтобы все слышали. Чтобы все знали, какое чудо произошло!

Его женщина! Его любимая будет жить! Теперь уж точно будет! Она борец, и если очнулась, значит, спуску не даст ни себе, ни другим. Будет бороться и стараться. Будет жить! А он – всегда рядом, даже если придется заставить ее терпеть свое присутствие в ее жизни.

Он слишком долго был вдали от нее и от Ильи. Понял, и принял непреложную истину.

Они- его семья! И он не позволит никому и ничему ее разрушить и лишить его их!

Никогда!

ГЛАВА 16

Марина не понимала, кто она и где она находится. Не чувствовала своего тела. Не ощущала никакой боли, даже холода или тепла не чувствовала. Долгое время была в какой-то пустоте: серое марево с белесым туманом, и она в нем парила. А еще она слышала голоса. Разные: женские и мужские, иногда детские. Они были смутно знакомыми, но она не могла различить слова, зато каким-то образом ощущала настроение этих голосов. Все они были чем-то опечалены, им были грустно и больно. Каким-то краем своего сознания приходило понимание, что причиной их страданий и грусти была она сама.

Два голоса особо выделялись. Они, кажется, грустили больше остальных. Там был ребёнок. Мальчик и взрослый мужчина. Точно.

И она бы хотела их как-то утешить и сказать, что она их слышит, но тело ее не слушалось. Или у нее вовсе не было тела?

Странная мысль, но интересная.

Нет, если она подсознательно помнит, что у нее просто пока нет сил, чтобы ответить, значит, тело все же есть. Уже хорошо! Осталось только понять, почему она его не ощущает, и что вообще произошло, как она оказалась в этом странном месте.

Она умерла?

Если бы умерла, наверное, не слышала бы никого. Точно-точно. Тогда бы не слышала. Окей. Значит, что-то другое?

Кома? Летаргический сон? Спячка? Бредовое предположение, она же не медведь, чтобы в спячку впадать. А летаргический сон? Может, она оказалась, как в том ужастике, погребенная заживо? Тогда ее плохо закопали в могиле, слишком близко к поверхности, а иначе, как объяснить то, что она слышит чужие голоса?

Может, она просто свихнулась, а это просветление в больном мозге – явление не частое, но бывает иногда?

Она бы такого не хотела. Ни за что!

Остается вариант с комой. И тогда возникает вполне закономерный вопрос: какого такого хр*на с ней случилось, что она оказалась в чертовой коме?!

Что-то было. Она помнила какой-то странный скрежет, будто гнулся метал, – неприятный звук. И еще хруст. Очень глухой, но она помнила, кажется, у кого-то ломались кости. А потом… Что было потом?

Ей было больно. Да. Точно. Было адски больно, все горело и пекло, она задыхалась. А еще было страшно. Не только за себя. За кого-то другого.

А потом появилась пустота и голоса.

Она не сразу начала их слышать. В начале, были только какие-то ощущения. Будто кто-то постоянно за ней наблюдал, смотрел и ждал чего-то. Но она не могла даже думать, просто интуитивно чувствовала людей рядом. Что они смотрят на нее и чего-то ждут. Не знала, как быстро время течет в пустоте, но голоса она услышала гораздо позже.

Странно все это.

Чего они ждут?

Ей надо очнуться? Но как-то не очень хочется, судя по всему, там ее ждет мало радостных новостей.

А с другой стороны: здесь ее вообще ничего не ждет.

Да, нужно как-то очнуться. Вопрос в том: как это сделать?

***

Как бы театрально это не звучало, но, как только ее больное сознание вернулось в привычное русло своего естественного существования, первое, что она почувствовала, это то, что она просто дико хочет в туалет по естественной нужде. И только потом появилась боль: не непривычная резкая и острая, а тянущая и тягучая. Тело занемело, хотя она не могла пошевелить ничем, кроме век, но все остальное ощущалось таким… ватным и едва ощутимым.

Она веки и то, с трудом открыла, казалось, на этом простом движении закончились все запасы ее сил.

Но когда разом запищали приборы, она испугалась, и они запищали еще сильней.

Откуда ни возьмись, появилось напуганное и одновременно безумно счастливое лицо Тани, она что-то говорила, трогала ее, но Марина могла только тупо на нее смотреть и моргать.

Она отчего-то вдруг сильно устала. Прямо накатило, и глаза стали закрываться, но в палату вошел молодой врач и начал зачем-то держать ее веки открытыми, светил фонариком и тоже что-то говорил, но она не понимала, что именно.

Ее всю ощупали, чуть ли не обнюхали, послушали дыхание, сделали еще что-то. Зачем-то трогали ее ступни и пальцы на ногах, щекотно, кстати, было так, что ноги сами собой дернулись, и это привело врача и Таньку в восторг. Идиоты, блин! Но, видимо, она многое пропустила, а то с чего бы им так радоваться, что у нее ноги от щекотки дергаются?!

Вот-вот. Кажется, когда ей все расскажут, она будет не в восторге!

Ее напоили и, наконец, оставили в покое.

Но она не была спокойна, ни капельки!

Она оказалась в больнице. Неизвестно сколько провела здесь времени. У нее не было сил, чтобы заговорить и спросить, где ее ребенок. Что с Ильей? Как он? Ей снова стало безумно страшно за своего мальчика. Он мог испугаться. Ему было плохо, а она не могла ему помочь!

Но, странное дело, несмотря на все эти мысли и страхи, она уснула.

****

Второе пробуждение было другим.

Можно было бы сказать, что она, наконец, вернулась, стала настоящей. Потому что теперь она ощущала себя по-другому. Тело было не ватным, а обычным: оно болело, но эта боль была слабой, правый бок затек, правая рука занемела и плохо слушалась. Голова кружилась, и перед глазами летали разноцветные пятна, больше напоминающие мелких мушек, горло нещадно драло и хотелось пить. Но она видела себя и, о чудо, даже могла