если я соберусь навредить Илье и перейду черту, этот человек, скорей всего, устранил бы меня. Когда стало известно про Марину, Зима тоже решила уточнить про эту блондинку, расспрашивала, как выглядит, что

она говорила. Но я не помнил ни черта, а Зима не успела заснять ее на камеру.

– Зима? Ты про того самого киллера сейчас мне говоришь? Это женщина?

– А Вы, Константин Алексеевич, имеете что-то против женщин? – приятный женский голос раздался пролетом ниже.

Костя подошел к перилам, заглянул вниз, даже немного через них перегнулся, но увидел только часть стройных ног, затянутых в плотные черные джинсы и армейские ботинки.

– Вы, надо полагать, Зима?

– Можете звать меня Зимой, – милостиво разрешили ему. – Я не успела заснять ту красотку. Но успела опросить бармена, парочку посетителей, что сидели рядом с ними, и еще просмотрела записи с камер видеонаблюдения на входе. В зале у них было плоховато с качеством.

– Вы узнали, кто это?

– Я думаю, Вы и сами уже догадались.

– Мне сказали, что она умерла.

– Не стоит верить всем, кто умирает. Я лично тоже такой фокус проделывала. Дважды. И ничего, жива, пока что.

– И все же, я не понимаю, почему через столько лет она решила что-то предпринять? Да и с какой стати?

– Вот тут я вам ничем помочь не могу. В официальных учреждениях мне лучше не светиться, да и моей задачей является присмотр за господином Разецким…

– Вы вышлите мне ту запись и все ваши материалы?

Но спрашивал он уже пустоту. Стоило, наверное, спуститься вниз и проверить все, но Костя был уверен, что найдет только пустую лестничную клетку и отделение интенсивной терапии, полное пациентов и медперсонала. Но не успел он об этом, как следует, подумать и всю

полученную информацию обмозговать, как ему на мобильник пришло уведомление, что на почту пришло новое сообщение от пользователя «Зима».

***

Костя раз десять пересмотрел это чертово видео. Сначала один. Потом к нему присоединился Руслан, но сразу ушел, только сделал себе предварительно копию. Потом приехал Сава, посмотрел, скопировал и уехал.

А Костя всматривался в знакомые черты, искал какие-то изъяны, рассматривал тени. Пытался в этом видео найти ответы на свои вопросы, но так ничего путного в голову не пришло.

Не хотел он ехать домой.

Не мог смотреть сыну в глаза. Чувствовал себя виноватым. Хотя, так и было на самом деле.

По правде, он не помнил даже ее имени, отчества, фамилии. Но зато прекрасно помнил ее саму, и как его брат сходил с ума по этой малолетней дуре. Как он пытался ее спасти. Как у него начинали гореть глаза, когда говорил о своей то ли Насте, то ли Кате. Видел ее один раз, и только. После

аварии. Но эта девка ему в мозг впечаталась. Злобные детские глаза, полные яростной ненависти.

Он отправил ее в больницу на принудительное лечение, потом она пыталась покончить с собой, и ее перевели в психиатрическую лечебницу.

Через три года ей как-то удалось вскрыть себе вены. И Костя поверил в это. Вздохнул с облегчением, что ему больше не будут каждый месяц врачи докладывать о ее состоянии, как человеку, оплачивающему ее счета.

Хр*н знает, зачем он это делал. Но считал себя, обязанным попытаться сделать хоть что-то.

Молодец.

Сделал.

Это он виноват, что Марина на больничной койке. Что его сын сходит с ума от тоски и ожидания.

Его вина. И ему с этим еще придется как-то жить. Но теперь ясно одно.

Скрыть эту информацию от Марины не удастся. И тут даже к гадалке ходить не стоит, чтобы представить ее реакцию.

Черт! Твою мать! Как так могло выйти?

Как ему теперь в глаза Илье смотреть? Себе, в отражении? Как?!

Если бы только он мог оказаться в той машине вместо Марины, он бы согласился на это. За нее он мог умереть!

Ярость, бессильная злоба, кислотой жгли вены, прожигали мышцы и кости. Он внутри весь горел и не мог остыть, не получалось. К черту полетел всякий самоконтроль и спокойствие. Ему хотелось убивать. Своими руками убить ту дрянь, которая все это затеяла, пока по неизвестной ему причине.

Хотя, вряд ли найдется обстоятельство, которое заставит его признать ее право на месть ему и его семье. Нет таких причин. Это просто окончательно спятившая сука, которая возомнила себя Богом.

Осталось только ее найти и решить, что с ней делать.

А еще подумать, что делать с Разецким. По сути, он виноват только косвенно, а в остальном разбираться и говорить с ним нужно Маришке, а уж никак ему самому.

Саву и Руслана он предупредил, чтобы пока мужика не трогали. Когда смог успокоиться и приехать домой, было уже за полночь.

Домашние спали. Он даже с Ильей к Марине не поехал, не был уверен, что сможет держать себя в руках, и не напугает сына своей яростью.

Не хотелось есть. Ничего не хотелось делать. Может, если только лечь и уснуть, забыть обо всем, что узнал, а проснуться и понять, что всех этих месяцев не было. Что Марина приняла его и полюбила, что стала его женой.

Илья растет и не знает горя. Ему бы очень этого хотелось, но это все просто фантазия уставшего сознания.

А среди ночи,– он даже не заметил, как уснул,– его снова разбудил звонок. На ночь, в этот раз с Мариной осталась Таня:

– Она очнулась, Костя! – Таня всхлипывала в трубку, говорила, глотая слезы. – Мариша очнулась!

Весь сон, как рукой сняло. Будто на него ведро ледяной воды вылили.

– Она в сознании?! Говорит?! Как она себя чувствует?! Таня, не молчи, ради Бога! – начал метаться по спальне, натягивал джинсы одной рукой, второй держал телефон возле уха. Потом застыл, подумал: – Что говорят врачи? Они ее осмотрели?

– Осматривают сейчас, но говорят, что все в порядке. И нет, она пока не говорит, она еще очень слаба, Костя. Но уже чудо, что она очнулась!

– Таня, я не хочу давать Илье ложную надежду! Ему и так досталось! Если к утру ей станет хуже, мой ребенок сойдет с ума!

– Я понимаю-понимаю, конечно! Но врачи говорят, все будет хорошо, и она поправится!

– Врачи всегда так говорят! Но я не буду рисковать спокойствием своего сына!

– Хорошо-хорошо, – быстро проговорила, снова всхлипнула. – Они говорят, что она еще проспит до утра, и им нужно сделать какие-то тесты…

– Мы приедем утром, хорошо? Ты сможешь пробыть там одна?

– Да, конечно, пробуду. Не волнуйся!

– Если что-то будет не так, звони мне,