Неважно.

В любом случае это прошлое.

Услышав приближающиеся шаги, оборачиваюсь и понимаю, что она действительно переоделась, но ее новый лук не более успокаивающий, чем предыдущий. Домашние серые бриджи оставляют открытыми щиколотки, а свободная футболка с какими-то иероглифами скрывает фигуру — да, но то и дело оголяет плечо. На котором я замечаю маленькую родинку шоколадного цвета. Тоже оставленную вчера без внимания.

— Лев Николаевич, — уже по-деловому, а не сгустком эмоций начинает она, едва наши взгляды встречаются. — Я хотела с вами серьезно поговорить.

Старается. Но голос ее выдает.

Да и щеки, на которых проступает румянец.

— После чая, — выдвигаю условие. — Хочу посмотреть, чему научили вас интернет и Лука.

Не знаю, что снимает градус ее напряжения — то, что я не набрасываюсь и не подаю признаков, что хотел бы этого, или упоминание хозяина чайной лавки, но она мгновенно расслабляется.

— Не боитесь? — усмехнувшись, достает из пакета колбу и чай.

— Вряд ли вы сможете меня отравить, — говорю, с удовольствием наблюдая за ее переменами, а точнее — за ее возвращением. — Но если что, моя последняя просьба: заполучите все-таки этот контракт!

И просто музыка для ушей — ее смех. Открытый, без каких-то левых зажимов, отпускающий окончательно все ее страхи на мой счет.

Главное сейчас — не сорваться.

Не схватить ее в охапку и не попытаться сделать все то, о чем я думал в машине вчера.

Алла

Сейчас кажется даже странным, что я до чертиков боялась встречи с биг боссом компании. По-моему, он хорошо все обдумал и решил сделать вид, что случившееся вчера — плод нашей фантазии.

Спокоен, я бы сказала — холоден. Словом, ведет себя также, как и всегда. Судя по тому, как он следит за мной, пока я достаю гостинцы, которые мы, по иронии, вместе с ним выбирали, его интересует исключительно чай. Правда, до момента, пока я не выставляю на стол яблочную шарлотку.

— Хм, — говорит он, наблюдая за тем, как я нарезаю куски, — так вот чем вы занимаетесь по утрам, когда опаздываете на работу.

— Да нет, — смеюсь, видя с каким разочарованием он смотрит на первый кусочек, получившийся не очень большим, — это я вчера вечером испекла.

И тут же, чтобы его успокоить, нарезаю кусок значительно больше первого — или он сладкоежка, или голодный.

Мне же, несмотря на то, что генеральный решил воспользоваться моим планом и свернуть все на амнезию, есть совершенно не хочется. Я все равно жутко нервничаю — и не только потому, что он близко.

Просто… он на моей территории.

В первый раз я этого не осознавала, да и заходил он на пару минут, а сейчас нам предстоит сидеть с ним бок о бок и долго работать.

И в офисе — это одно, а у меня дома — совершенно другое. Несмотря на его намерения действительно работать, потому что на носу важный контракт, все это слишком интимно.

Слишком… как-то… невольно сближает.

А нам ближе не нужно, нам бы после вчера расцепиться.

Точнее — мне. Потому что это я все еще на нервах, все еще прокручиваю вчерашнее в голове, а он уже понял, что сорвалось, переступил и дальше пошел.

Мужчинам с этим проще, гораздо проще, чем женщинам. Тем более, тем женщинам, у которых жених. И тем паче, когда этот жених — твоя первая и единственная любовь.

— Невероятно, — выдергивает меня из размышлений комментарий мужчины.

Удивленно моргнув, немного пугаюсь: надеюсь я не произнесла это вслух? Потому что…

И облегченно выдыхаю, заметив, что генеральный, не дожидаясь чая, уже приступил к дегустации шарлотки.

— Невероятно вкусно, — хвалит он, прикрывает глаза и издает странный звук, очень похожий на мурчание голодного кота, возле которого забыли пакетик сметаны.

Ну и меня тут же тянет похвастаться, и я быстренько ставлю на стол торт Захер, следом Наполеон и два вида печенья.

— Вижу, — комментирует генеральный, — вчерашний вечер у вас был очень насыщенным.

И вроде бы не сказал ничего особенного — понятно, что это удивление по поводу количества тортов, но я чувствую, что стремительно начинаю краснеть и отворачиваюсь. Чай. Я делаю чай. На нем и нужно сосредоточиться.

Намек на то, что мы вытворяли вчера в машине, мне просто послышался.

Нужно собраться с духом и вести себя так же спокойно, как генеральный. В конце концов, у нас с ним совместная амнезия.

Я бы предпочла и дальше держать дистанцию, но когда чай готов, ничего не остается, как сесть напротив незваного гостя. Себе я делаю кофе, чтобы проснуться, потому что спала очень мало и плохо. Если это вообще можно назвать сном — так, крутилась с боку на бок, и думала, думала…

Меня бросало из крайности в крайность. Я то хватала телефон, чтобы связаться с Тимуром. То прятала его под подушку, чтобы не пожалеть о том, что сделаю сгоряча, и все равно тянулась к нему, щупала пальцами холодный экран, как будто в этом было спасение. Спасение от тех жарких мыслей, которые и мешали уснуть.

Я никогда не думала об измене, вернее, никогда не думала, что такая ситуация может возникнуть. Никогда не думала, что между мной и Тимуром может встать другой человек, и это окажется не мама с его стороны, а мужчина — с моей. Мужчина, поцелуи которого все еще таяли на губах, не желая избавить от жарких воспоминаний.

Мне всегда казалось, что моя будущая жизнь расписана по четкому плану: я выйду замуж за Тимура, у нас родится ребенок, мы все будем счастливы. Да и как иначе, если нас объединяет любовь?

План не изменился даже после отъезда Тимура. В него просто внеслись коррективы в виде отсрочки.

А вчерашний вечер поставил его под сомнение. Потому что не отпускала мысль: если я все еще люблю человека, как меня может тянуть так к другому? Ошибка. Проступок. Да. Но когда признаешь это, пытаешься что-то исправить, убрать преграду, которая мешает намеченному счастью любыми путями, а я…

Мало того, что так и не отправила сообщение Тимуру — не смогла, обида оказалась сильнее каких-то там знаков. Так еще и впустила эту «преграду» в свой дом. А теперь с интересом наблюдаю за тем, как мужчина, из-за которого я почти всю ночь провела у плиты, берет в руки чашку, прикрывает глаза и делает вдох.

У него такое интересное лицо в этот момент, что мне хочется выхватить чашку и тоже вдохнуть в себя насыщенный запах трав, с явным оттенком перечной мяты. Он как будто вбирает в себя этот запах, пропускает через себя, чтобы только потом насладиться.

Никогда бы не подумала, что мужчина и чашка чая в его руках — это настолько красиво. Но была бы художником — пожалуй, нарисовала. Он выглядит так, будто мысленно отправляется в путешествие — туда, где росли эти травы, туда, где листья чая вбирали в себя солнце и дождь.