у нас от стыда за такую выхолощенную свободу хватило бы решимости это признать?

Сделать это пора бы. Если медлить и стараться ничего не замечать, то, как было и раньше, останется только изображать святочное, «благородное» недоумение насчёт того, откуда берутся скинхеды, экстремисты, другие разного рода политиканствующие или до времени аполитичные «бузотёры», фанаты, террористы, фашисты и их прямые последователи наконец.

Прочь лицемерие! Они появляются прямо из нас. Из наших ущербных общих пониманий свободы, порою никак не соотносимых с обилием узаконенных обязанностей и ограничений…

12. ЦЕНЗУРА

Это те запреты, которых в обществах, имеющих блага в виде возможного (разрешаемого) или фактического участия граждан в широком потреблении и распространении информации, неотчётливо боятся и притом иногда боятся больше всего.

Такая боязнь имеет свойство приобретать повальный характер особенно там, где возникает плотное предложение результатов интеллектуального творчества и труда или же очень недостаёт управленческого плюрализма.

Главной причиной для опасений цензуры в нынешнем её понимании называют обычно то исходящее от государственной подконтрольности жёсткое запрещение форм и содержания большого числа сведений, выражаемых в литературных произведениях, в кинофильмах, театральных постановках, произведениях живописи и графики, в области художественной критики, в научных разработках, а также в публичном общении и частной переписке, соответственно чему она, цензура, может проявляться в виде запретов на проведение демонстраций, шествий, пикетов, коллоквиумов и других массовых мероприятий.

Говоря иначе — её вредоносное действие в таком её виде рассматривается в отношении едва ли не каждого индивидуума в том или ином обществе. Мириться в случаях, когда она вводится, не принято. В наши дни она нередко воспринимается как прямое посягательство на свободу слова, даже как запрет этой общемировой «ценности».

Всё ли тут на своём месте?

Вопрос возникает из-за того, что и при отсутствии цензуры, при её запрете в законодательном порядке находится великое множество поводов для дискуссий о ней. И не только в смысле её изобличения и запрета. Не убывает, а становится, пожалуй, всё больше голосов не за её решительное запрещение, а о ней самой, о её, если позволено так выразиться, доподлинной природе.

Чем она является? И должно ли считаться достаточным решение проблемы в свете того факта, что государствами запрет цензуры провозглашается не только в законах о СМИ, но ещё одновременно и в конституциях. Именно так с нею «управились», в частности, в России.

Проставив кавычки в слове управились, мы исходим из того, что сомневаться в полном искоренении цензуры, когда принимаются лишь государственные, публичные законодательные нормы, нисколько не зазорно, а, наоборот, оправданно. Ведь как бы кому ни хотелось, нельзя не считаться с бытующей в обществах традицией расширительного, «простого», «неофициального» истолкования цензуры.

При котором предпочитают активнее выявлять характерные особенности в этом непростом «предмете», не упирая только на ограничения. Даже больше: ограничения далеко не в отдельных случаях расцениваются как недопустимые и ненужные.

Хотя на этот счёт практически никому ещё не удавалось пока высказать свою точку зрения сколько-нибудь со знанием дела, наличие «обратных» мнений заслуживает, как я полагаю, всяческого внимания, поскольку в них угадывается нечто совершенно отличное от устоявшейся будто бы истины.

Вот некоторые из наиболее радикальных подходов к пониманию «предмета». Как утверждает российская еженедельная газета «Собеседник», главный редактор телеканала RT Симоньян

…призвала вычеркнуть из Конституции запрет на цензуру.

(№ 14 названного еженедельника за 2022 г.)

В том же издании можно прочитать:

…у каждого своя цензура. Если бы её не было совсем, то был бы хаос.

(Из интервью актрисы Елены Борщёвой. — «Собеседник» № 43 за 2021 г.)

В периодических изданиях, телевизионных и радийных передачах, в интернет-сетях подобных интерпретаций — не счесть. Почему они появляются, этого их авторы, к сожалению, не объясняют и объяснить, прямо скажем, пока не смогли бы, да и не стремились.

Их удерживало незнание сути. Цензура в представлениях подавляющего большинства — всегда только «от» властей, «от» государств. Иначе говоря, её считают феноменом исключительно государственного, публичного права. — Тот же, к сожалению, досадный случай уже освещавшегося нами игнорирования права естественного, общечеловеческого. Игнорирования, «раскрученного», как мы выяснили, с подачи официальной юриспруденции.

Искусственно лишённое своего значения и массового признания, наше естественное право как бы вообще никакого отношения к нам, а значит и к «нашей», общей для всех цензуре, о которой мы здесь намерены сообщить, не имеет.

Но и в государственном понимании она тоже раскрыта недостаточно. То, как цензура трактуется, к примеру, в законе Российской Федерации о СМИ, это подтверждает. Там в ст.3 записано:

Цензура массовой информации, то есть требование от редакции средства массовой информации со стороны должностных лиц, государственных органов, организаций… предварительно согласовывать сообщения и материалы… а равно наложение запрета на распространение сообщений и материалов, их отдельных частей, — не допускается.

Создание и финансирование организаций, учреждений, органов или должностей, в задачи либо функции которых входит осуществление цензуры массовой информации, — не допускается.

(Текст приводится с сокращениями).

Вполне очевидно: запрет распространяется исключительно на массовую информацию, не более. А главной уликой при осуществлении цензуры является создание специальных организаций и подразделений и установление специальных должностей, чьи служебные действия не остаются без постоянного финансирования со стороны государства.

Разбирая задачи и средства, «необходимые» для установления «образца» нежелательной нам цензуры, отметим, что в нашей современности нормы для этой части правового пространства взяты из определённого времени, уже оставшегося позади для большинства стран на земле. Начало ему, как известно, положено в 1650 году Францией, где впервые цензура вводилась для пресечения крамольных мнений в гражданской сфере. Тогда её так и называли: гражданской.

Окончательно она не изжита до наших дней, но, как и всегда в течение последних веков, законодатели при обращении с нею обходились без чёткой формулировки, что она такое, то есть — без полновесной дефиниции. Из-за чего?

Объяснение видится в предыдущей истории цензурирования.

Например, в древней Римской империи, где ему был дан первый старт, его понимали как оценку имущества граждан, контроль за поступлением налогов и за нравственностью. А в преддверии нового времени куратором и проводником цензуры выступала христианская церковь, ставившая целью жестокие преследования за уклонение от веры.

Имея в виду эти два прошлые варианта, отметим, что в обществе римлян вопрос о запрете цензуры не мог возникать в принципе, так как её «развернутое» использование и восприятие было обосновано специфическими задачами её введения в государстве, вследствие чего запрещение выглядело бы совершенно ненужным и не могло даже предполагаться.

А что касалось христианства, то в его практике не употреблялось само слово «цензура», хотя она имела