– Он недалеко. Возьми двух собак и предупреди брата.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает Серж, игнорируя приказ.

– К чему этот вопрос? – рявкает Анри и выплевывает окурок, висящий на нижней губе, потом вытирает лицо ладонью.

– Все нормально, жара проклятая замучила… Иди, нельзя терять время. Я скоро буду.

Крушение

(1981)

Жоэль выбрасывает окурок в один из бидонов с песком – эти огромные «пепельницы» стоят на задах свинарника. Вентиляция не спасает от жары. Он пьет из шланга, поливает голову, лицо, руки и возвращается к чистке загонов.

Иногда он спрашивает себя, свинарник сделал всех их чудовищами или они виноваты в его монструозности. Они всю жизнь едят свинину – не потому, что предпочитают это мясо любому другому, а скорее из экономии. Морозилки переполнены свининой, которую Жоэль никогда не любил: ты не выйдешь из-за стола, пока не доешь все, что лежит на тарелке, вот тебе добавка, нужно хорошо кушать, не то так и останешься «полпорцией» и не повзрослеешь… А Серж обожал свинину, всегда вылизывал тарелку, грыз мослы, шумно высасывал костный мозг и клянчил: дай еще! – чтобы угодить отцу. Именно в такие моменты становилось очевидно, насколько они не похожи друг на друга – один поглощал розовое мясо, подлаживался под свинарник, другой тщательно скрывал изначальную нутряную гадливость и осознавал себя механизмом, пережевывающим плоть, которая попадает в их гордые, благородные, удовлетворенные, широко разинутые рты, а потом извергается на жирную землю Долин в виде экскрементов (муниципальная очистная станция добросовестно перерабатывает их, смешивая с навозом животных, зараженных препаратами и кормами, которыми пичкают их люди), и они удобряют поля ржи, пшеницы и кукурузы. Этим зерном кормят свиней, и возникает добродетельный (или порочный?) круг, где дерьмо и мясо неотделимы одно от другого.

Жоэль везет тачку в детский сад, где самки выкармливают потомство, лежа на решетчатых настилах. Их тела изуродованы ремнями и прутьями решеток. Места катастрофически не хватает, по-хорошему каждой хрюшке необходим просторный загон, иначе несчастных случаев не избежать. Производительницы лежат под обогревательными лампами, решетки не дают им повернуться на другой бок – для этого пришлось бы сначала встать. Поросята тянутся к соскам, пищат, жадно глотают молоко, тут же гадят и погружаются в сытую дрему, прижавшись друг к другу в углу хлева.

Что им снится: неоновые лампы, скальпели, удары колотушек, крики?

Жоэль начинает приводить в порядок проходы, перекидывает навоз лопатой в тачку, скребет щеткой на длинной ручке бетонный пол, но действует на автомате: мыслями он уже не в свинарнике, катит на своем Caballero TX 96 1 по главной дороге, оставив ферму за спиной. Разорванное вечернее небо пылает, образуя в ложбинах широкие прямоугольники света. Шлем висит на сгибе руки, встречный ветер вышибает из глаз слезы. Его рыжая борода превращается в ловушку для мошек. Он чувствует возбуждение, от страха сосет под ложечкой, во рту собирается слюна, кожаное седло давит на мошонку, ему кажется, что яички вот-вот окажутся в брюхе, как у поросят в момент кастрации – делаешь надрез, не больше двух-трех сантиметров, надавливаешь, чтобы вылущить яичко, ловишь его правой рукой, да, вот так, подцепляешь и вытаскиваешь на свет божий. Всегда есть риск, что скальпель сорвется, выскользнет из пальцев, воткнется в живот.

Потом перерезаешь семенной канатик и повторяешь операцию с другой стороны.

Жоэль больше не знает, кто он, хищник или дичь, не может отличить страх от возбуждения – они сливаются, замораживая сознание. От него перехватывает дыхание, сердце лихорадит, как у хряков, когда их гонят мимо самок и они принюхиваются, суют пятачки во влагалища, кусаются. Мужчины тоже щупают свиней, проверяют готовность по нюансам цвета вульвы, как будто выбирают ткань для обивки, наваливаются всей тяжестью, желая убедиться, что самки не окажут сопротивления. Жоэль, Анри и Серж помогают хряку взобраться на гигантскую тушу, они полулежат у нее на спине, хватают готовый эякулировать член и вводят его куда надо, как будто сами совокупляются со свиньей вместо самца, вместе с ним – ничто не вызывает у меня такого отвращения, как случка, но ничего, скоро шприц со спермой заменит пальцы человека… – и чувствуют тошнотворный запах, который не отмоешь ни мылом, ни щеткой. Каждому свиноводу хоть раз, но чудится, что это его пенис вонзается в горячую, волосатую, загаженную свиную задницу…

Эта картинка временами возникает в мозгу, как вспышка, к горлу подступает рвота, и Жоэль гонит ее прочь… заполняя тачку.

Ни на каком Caballero он, само собой, не мчится, капли дождя не стекают по лицу, дрожь возбуждения не передается телу от мотоцикла. Жоэль в свинарнике, среди скотины, скребет бетонный пол, и вселенной плевать на его грезы. Он принадлежит свинарнику, а не незнакомцам, кладущим руку ему на плечо в придорожном сортире или на задах автобусной станции, разрисованной неприличными граффити и исписанной дурацкими стишками. Жоэль всегда возвращается к свиньям с их бледной шкурой и глазами, обесцвеченными сумраком помещения, в котором они содержатся.

Они напоминают толстых пещерных зверей, гигантских голых кротов, живущих в плывунах, в глубине грота. Свиньи рожают через три месяца, три недели и три дня после случки, что аккуратно отмечается в графике поголовья (дата – идентификационный номер производителя – идентификационный номер матки – число случек: одна, две, три, четыре, пять, шесть – количество мертворожденных и живых поросят), а когда малыши покидают утробу матери, люди тут же забирают плаценту, чтобы мухи не снесли туда яйца. Высочайшая плодовитость свиноматок, достигнутая за счет селекции и скрещивания пород, имеет следствием рост так называемых «пергаментированных», или «мумифицированных», зародышей. Погибнув в матке, они высыхают, обызвествляются и рождаются жесткими, как дубленая кожа. В момент опороса человек обмазывает руку маслом, лезет внутрь свиньи и шарит там, желая убедиться, что тельце мертвого поросенка не закупорит тазовый канал. Появляются на свет и псевдомертворожденные, детеныши-дегенераты – таким сворачивают шеи или разбивают об пол головы – чахлые и тщедушные никому не нужны.

Каждый второй – ходячая инфекция, вы не должны забывать, что чистота и производительность связаны напрямую.

Анри достает сыновей разговорами о чистоте, угрозе болезней и их последствиях, бесконечных эпидемиях, которые дамокловым мечом висят над любым хозяйством, о микробах и бактериях, подобных одной из «египетских казней»…

Конечно, им никогда не удастся превратить свинарник – это настоящий биотоп, экосистема в себе, которую способен взорвать любой пустяк, – в полностью стерильное место, но они должны стараться удержать воображаемый порог, ибо только от него зависит фертильность свиней.

Интересно, что сказал бы отец,