– Я могу надеяться на твою порядочность? – с надеждой спросила Вероника.

– Вообще-то я жуткий негодяй, – самокритично признался Александр. – А что?

– Ты ведь не разболтаешь? Боже, как я могла проговориться! А все ты! Пристал ко мне – Атаманов, Атаманов! Пообещай никому не рассказывать!

– Это будет нелегко, – вздохнул Валдаев.

– Саша! Только попробуй!

– Иначе что?

– Отомщу.

– Как именно? Подробнее, пожалуйста.

– Придумаю что-нибудь ужасное.

– О, – мечтательно закатил глаза Валдаев. Вероятно, у него были собственные, извращенные представления об ужасной мести. – Так мы едем к тебе? Или нет?

– Да, да. Иди, я сейчас.

Валдаев вышел на крыльцо. В лицо ему брызнуло солнечным светом, на лоб шлепнулась ледяная капля. Стоял один из тех дней, когда внезапная оттепель, почерневшие сугробы и проталины бурно возвещают о конце зимы. Словно и нет впереди зверских мартовских морозов.

Саша достал телефон, набрал номер лейтенанта Воробьева и рассказал ему о новых сведениях по делу Дины Штефан. А что? Ведь он так и не дал Веронике обещания хранить ее тайну.

В стенах облУВД майор Здоровякин трудился не менее напряженно, чем египетский раб на постройке пирамид. И для него это было несомненным плюсом. Иначе, освободив голову от служебных дум, он сразу бы начал размышлять о своей семейной жизни. Ни к чему хорошему это бы не привело.

Сегодня в половине шестого утра майора срочно вызвали на работу. С грацией слона он крался по коридору, стараясь не разбудить детей и Машу. Он почти преуспел: всего лишь тихонечко налетел в темноте на комод и не вписался в дверной проем. Но у комнаты Стасика майор наступил на игрушечный «мерседес» и, сдержанно матерясь, перевернулся вверх тормашками.

Грохот, произведенный центнером живого веса, разбудил бы и забальзамированного фараона. Тем более из детской сразу же выскочила Мария и, не разобрав в темноте, споткнулась о тушу Здоровякина. Минуту они лежали затаившись – прислушивались.

– Кажется, никто не проснулся, – прошептала Маша.

– Вроде бы спят, – тихим эхом ответил супруг.

Майор погладил по спине жену, удобно расположившуюся сверху, заправил ей за ухо прядь волос.

– Отлично выглядишь, – галантно прошептал он.

– Ты что, видишь в темноте?

– Я чувствую.

– Не издевайся над несчастной женщиной!

– Нет, ну правда!

– Чего ты тут бродишь и падаешь?

– На работу вызвали…

На кухне Илья быстро соорудил себе кофе и нашинковал сыр и колбасу.

– Кто же ест в такую рань? – поморщилась Мария.

Майор молча запихнул в рот полбатона, обильно украшенного, как цыганка монистами, кружками сервелата. Вполне вероятно, это будет единственной его пищей до самого вечера.

– Слушай, Илья, ты не мог бы выяснить, не числится ли что-нибудь за неким художником Атамановым? У него было две подруги – Дина и Юлия Чагирова. И что с ними случилось?

– Жнаю я этого Атаманова, – прошамкал сандвичем Илья. – И Чину жнаю. Жачем чебе?

– Меня попросили. Узнаешь поподробнее?

– Ладно. Вечером.

Когда, уходя, Здоровякин попытался поцеловать на прощание жену, она ощетинилась:

– Что еще?

– Просто поцеловать хотел.

– Ладно, иди. И так разбудил, поспать не дал, – надулась, как рыба-шар, Мария.

«Зачем ему меня целовать? – обиженно подумала она. – Ему мало любовницы?»

«Машка совсем меня разлюбила, – понял Здоровякин. – А она мне так нравится! Розовая, сонная. Молочный поросенок. И что же? Сдаваться? Или это временные трудности?»

Дитё не сопротивлялось: в животе у него булькало молоко, в глазах стоял туман. Стасик притих сразу же, едва Люся положила его в кроватку.

– Спи, золотце, спи, мой толстячок, – промурлыкала нянька.

Она на цыпочках покинула комнату, прислушалась. Из детской не доносилось ни звука.

– Победа! – шепотом крикнула Люся. – Свобода!

Сначала она наполнила водой ведро, бросила в него половую тряпку и установила объект прямо у входной двери. Но мыть пол Люся вовсе не собиралась. Вместо этого она отправилась на кухню.

Там труженица соорудила гигантский бутерброд, максимально использовав продуктовые резервы – искромсала батон, обильно смазала майонезом, уложила стопочкой колбасу, сыр, огурец.

– Так-с, еще пару тефтелек разогреем… Отличные, я вам скажу, тефтельки! А кто сварганил? Мисс Люся, как говорит Эдик. Кто в этой квартире вкусно готовит? На Машку не надейтесь – с ней с голоду помрешь. Угу, закипел чайничек. Прекрасненько! Чай с лимоном, сахар, раз, два, три, ай, можно и четыре ложки. Мы, как некоторые, на диетах не сидим. Мы и так стройные и красивые, некоторым мамонтам не чета. Я ничего не забыла? Ага, винца не помешает. Красное вино – наш ответ сердечно-сосудистым заболеваниям. Бокал в день – это свято. А впрочем, два – тоже неплохо…

Собрав провиант на поднос, Люсьен отправилась в гостиную к телевизору. Но прежде чем удобно устроиться в кресле, ей пришлось разобрать завал детской одежды и игрушек.

– Какой бардак! – возмутилась она. – Пока я не уберу, никто и не пошевелится! Ездят на Люсечке, как индусы на слоне! Люся то, Люся это! Зеркала протри, пол помой! Нанялась я им, что ли? Сборище тунеядцев!

Угнездившись в конце концов в кресле, Люсьен вздохнула и принялась за еду. Аккомпанементом ее чавканью стало бразильское «мыло». Из-за приставаний Марии бедная девушка частенько пропускала серии. Но сегодня справедливость восторжествовала, и Люся смогла отдохнуть от трудов в компании бразильских актеров, огромного сандвича и бокала красного вина.

Мария уныло плелась по тротуару, не замечая солнечных зайчиков, весело прыгающих по витринам магазинов и автомобильным стеклам. Под ногами хлюпало, в воздухе пахло свежими огурцами, небо было удивительно синим. Наступление календарной весны природа добросовестно встретила по-настоящему теплым днем.

Сегодня Мария была без джипа. Она оставила любимое средство передвижения на стоянке, так как в последний месяц ее мантрой стал бесценный диетологический постулат: количество истраченных калорий должно превышать количество съеденных. По закону подлости, потреблять калории было гораздо приятнее, чем расходовать. Мария отвыкла ходить пешком. Преодолев километр, она покрылась испариной и начала задыхаться.

Невеселые мысли добавляли дискомфорта к ее общему состоянию. Маша мучительно размышляла, не выяснить ли отношения с Ильей. Пусть объяснит, пусть расскажет… Но если он признается, что у него другая женщина, – что тогда? Как они решат эту проблему? Значит – нужно молчать? И страдать от неизвестности? Или все-таки вызвать мужа на разговор?