в виде парящей чайки. Ну и поддел тонкий гамбезон, обшитый красной тканью, с изображением лилий, с обшивкой толстой золотой канителью на рукавах. Встреть такого — в жизни не скажешь, что сие монах. Солдат же! Сержант! Чистейшей огранки.

Разве что без меча. Но дубовый ослоп, окованный железом и украшенный короткими, но мощными шипами, неплохо его заменял.

— Доброго утречка, друзья! — поздоровался Кэлпи. Усмехнулся, когда наемники переглянулись.

— А ведь молчал до последнего, мастер сержант! — поразился перемене ди Бестиа.

— Есть время молчать, а есть время разбрасывать слова, — кивнул ему привратник. Или «бывший привратник»? — Отец Вертекс не одобрит, но сейчас лучше так. Полезнее.

— Вспомнил, что кираса защищает надежнее слов?

— Я этого и не забывал, мастер мечник! — Кэлпи коротко поклонился Керфу. — Но я о другом. Там от Руэ гонец.

— Гонец?.. Опять?

— У них там под утро какая-то суматоха приключилась, — попробовал пояснить мечник. — Крики, вопли. Бегали туда-сюда пару шатров опрокинули. Пожар, опять же.

— Ну как без пожара-то, при ночной суматохе… — поддержал Кэлпи.

— Думаешь, Руэ послал гонца с просьбой о переносе поединка?

— А вдруг у него сгорели заветные шоссы?

— Логично…

Когда троица проходила мимо трапезной, дорогу им преградила голубоволосая девица, весьма потасканного вида. Но симпатичная. Не портили даже черные круги вокруг глаз и нездоровый румянец на острых скулах.

— Доброго утра, господа! — склонилась она в весьма куртуазном поклоне.

— Ее Мейви зовут, — шепнул Мартину всезнающий Кэлпи. — Она с рыжей к нам попала. И тем, которого Хото табуретом, того… Из циркачей.

— Слушаю вас, сударыня Мейви, — бросил рыцарь.

— Только быстро, — угрюмо набычился Керф.

— Вы не видели Йоржа… Моего друга… Вы его никуда не отправляли? С поручением?

— Йоржа? — переспросил Мартин.

— Циркач. Он со шлюхой к нам приехал. Широкий такой.

Рыцарь честно попытался вспомнить. Вроде да, мелькал такой. На совете еще предлагал Руэ зарезать…

— Простите, милая, — склонил голову Мартин, — но я не давал вашему другу никаких поручений. Даю вам слово!

— Благодарю вас, господин ди Бестиа!

Понурая девица тут же отступила, спрятала лицо в ладони.

«Снова слезы, снова слезы…» — подумал рыцарь, проходя мимо.

— Циркачи и шлюхи, — протянул Керф, оглянувшись. — Во что превращается ваш монастырь, а?

— В смесь борделя и цирка, — ответил Кэлпи. — Впрочем, я не скажу, что сие превращение меня пугает.

— Была бы у меня такая херовина на плече, — уважительно ткнул мечник в палицу, я бы тоже ничего не боялся, мастер сержант!

— Ваша оглобля, мастер мечник, амулет от страха ничуть не худший!

* * *

Гонцов под стены монастыря приехало двое. Один с горном, второй с копьем, к которому было привязано белое полотнище.

— Рыцарь ди Бестиа слушает вас! — заорал Мартин, поднявшись на площадку.

Знаменосец задрал голову, пригляделся. И начал надуваться, как жаба — узнал, похоже, рыцаря…

— Сиятельный рыцарь ди Руэ передает тебе, рыцарь ди Бестиа, что ты последний из трусов и подлейший человек из тех, кого сиятельный рыцарь ди Руэ знал в своей жизни!

— Он что такое несет? — удивился Керф. — Не Скарлетти о подлости говорить…

Гонец, тем временем, продолжал надрываться.

— А еще сиятельный рыцарь ди Руэ, передавал рыцарю ди Бестиа, что тем, кто подсылает убийц, не достоин Божьего суда, а одной лишь кары! И на будущее, ди Бестиа должен знать, что не будет ни переговоров, ни пощады! Все погибнут!

Второй, тот, что с горном, снял с седла и швырнул под ворота небольшой мешок. Затем, гонцы развернулись и, пришпорив лошадей, поскакали в сторону лагеря.

— Я тоже ничего не понимаю, — сказал мечник повернувшемуся к нему рыцарю.

— Что-то странное происходит… — промолвил Кэлпи. — Так, господа, вы пока тут, а я вниз. Гляну, что там.

— Я и так догадываюсь, — произнес мечник, ткнув в натекающую из мешка кровь.

— Все же нужно проверить.

— Ну проверь, проверь, — сквозь зубы выдохнул Мартин. — Только, сержант, я тебя прошу, прикажи своим убрать девчонку подальше. Не нужно ей видеть.

— Уберу, — привратник нехорошо оскалился и прогрохотал по лестнице.

— Сссука, — рыцарь ахнул кулаком по стене. — Придурок героический, блядь…

— Кто бы говорил, — хмыкнул Керф. — наш рыцарь ди Бестиа, последний герой…

Мартин недоумевающее поглядел на друга.

— Еще немного, и я поверю, что ты не засел бы в кустах с арбалетом.

— Как знать, как знать… Божий суд, он предполагает некоторые случайности. Сиятельному рыцарю надо было дать хоть какой-то шанс.

* * *

Этот приступ Руэ подготовил куда лучше. Все как Мартин и предрекал. И щиты, и поддержка стрелков, и передовые группы из настоящих бойцов, и лестницы…

Свист, треск, грохот, крики, визги и стоны…

А потом опускается тишина. И слышно, как сердце выталкивает из раны кровь. И с каждым его ударом, ты становишься все ближе к смерти.

* * *

— Мы мешок так и не забрали? — спросил Мартин у Керфа, баюкающего перевязанную руку.

Мечник поднял взор на командира. Посмотрел по сторонам, оглядывая трапезную, больше похожую на лазарет. Прислушался к стонам раненных.

— Если он тебе прям так дорог, то спустись, да поищи.

Рыцарь молча кивнул. Но никуда не пошел.

Рядом с Керфом присел на лавку Хото. Стенолаз был похож на мокрого петуха, вырвавшегося из рук нерадивой хозяйки, только и успевшей его обдать кипятком, да дергануть несколько перьев.

— Прости, мастер Мартин, но голова Йоржа, и будучи приставленной к телу, особой пользы не приносила. А теперь-то она к чему?

— Все же, человек. Хоть и циркач.

— Нету там того мешка, — отрезал Керф. — Затоптали в суматохе. Там сейчас такое месиво из грязи и крови, что лучше и не соваться.

— Мало ли какая пакость успела там завестись, — поддержал его Хото. — Помню, в Пустошах сталкивался с такой мерзостью… Утром лужа крови, а вечером — из нее щупальцы лезут. С крючьями и ядом.

— Командир, — сунулся к рыцарю Рыжий. Стрелок уже успел выхлебать пару кувшинов, отчего его весьма заметно шатало, — там Эстер отходит. Может, подойдешь, а?

— Да, — ответил Мартин. — Сейчас.

Рыцарь тяжело поднялся. В сегодняшней драке ему несколько раз прилетало в голову. Отчего ди Бестиа сам шатался, будто пьяный.

Стрелка положили в угол, на низкие нары. Прямо на носилках. Лицо заострилось. Чуть слышное дыхание вырывалось сквозь разбитые окровавленные губы, сквозь обломки зубов. Арбалетчик казался старинной статуей, смеху ради обряженной в грязную одежду, безжалостно раскромсанную на животе.

— Ты как, друг? — присел рядом с умирающим рыцарь, крепко взял безвольную холодную ладонь.

— Я… рад… — с трудом вытолкнул Эстер, — что… ходил с тобой… друг…

— Мы еще походим! — с трудом улыбнулся Мартин, чувствуя, как каменеет лицо, становясь гипсовой маской.

— Походим… друг… А где… Тенд? Я… долг…

— Тенд сейчас подойдет!

Эстер попытался улыбнуться. Последнее дыхание вышло из груди. Тело передернуло легкой дрожью.

Рыцарь выпустил ладонь мертвеца. Встал. Пошатнулся — его успел поддержать Хото.

— Все.

— Не подойдет, — угрюмо произнес Рыжий. — Нету его с утра… Сбежал, подлая душонка!

Керф, стоящий за спиной, махнул Братьям. Пух и Мах тут же подскочили, накрыли Эстера старой простыней — вся в плохо застиранных пятнах, местами порванная — не первый раз ей прятать мертвеца от глаз живых. Тело подхватили — спереди взялись братья. Сзади — Рыжий. Вынесли из трапезной.

— Прости, друг, — прошептал рыцарь, глядя сквозь открытую дверь, как умершего несут по мощенной старыми плитами дорожке. Ди Бестиа смотрел, пока парни не свернули за угол.

* * *

Высота вышел из трапезной вслед за наемниками, вынесшими убитого копейщика. Остановился на крыльце. По навесу редко, но увесисто шлепали тяжелые капли непременного дождя

Сегодняшний штурм обошелся дорого! Даже слишком.

Умер Эстер, которому вспорол живот седой каторжник, прорвавшийся мимо трех защитников. Каторжника порубил на куски Бьярн, но было поздно.

Шальная стрела ранила Судьбу. Хото, в общем, не любил гиен — его травили ими несколько раз. И неприязнь въелась в привычку, благо два шрама на ноге не давали забыть, кто их оставил. Но безобидная зверюга наемников, на удивление, пришлась стенолазу по душе. Наверное, потому что отличалась изрядной глупостью и веселым нравом. Прямо как судьба самого Высоты.

Теперь пятнистая зверушка, вся перемотанная бинтами, плакала в обнимку с хозяином, толстым обозником Флером. Гиена плакала от боли. Флер — от злости и жалости.

Стенолазу и самому хотелось выть. Он жил не так долго, как