У эмира Фейсала был особенный сторонник – молодой англичанин, который приехал на Ближний Восток заниматься археологией. Это был Т. Э. Лоуренс, который со временем стал известен как Лоуренс Аравийский. Когда началась война, он стал офицером британской разведки. Его база находилась в Каире. Два брата Лоуренса были убиты в Европе на Западном фронте. «Они были моложе меня, – писал он, – и мне почему-то кажется неправильным, что я должен мирно жить в Каире». Да он вряд ли стал бы это делать. Его снедала страсть разжечь Арабское восстание. Он организовывал нападения повстанцев на турецкие железные дороги и сделал так, что Фейсал и арабские кавалеристы шли впереди всех, когда войска Антанты изгнали турок из Дамаска[225].

Подготовка карты еще более осложнилась, когда в ноябре 1917 г. министр иностранных дел Бальфур направил барону Лайонелу Ротшильду официальное письмо, в котором заявлялось, что Британия «с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине».

Но как это осуществить? В конце мая 1918 г. с грузового парохода, который пришел из Суэца в порт Акаба, расположенный в северо-восточном углу Красного моря, сошел неожиданный пассажир. Он продолжил свой путь на автомобиле, на верблюдах и пешком, пока не достиг затерянной в пустыне долины, где расположился лагерем со своими войсками принц Фейсал, сын шерифа Мекки. Этим пассажиром был Хаим Вейцман, родившийся в России еврей, получивший степень доктора химии в Швейцарии. Во время Первой мировой войны он добился больших заслуг перед Великобританией, сделав несколько открытий, позволивших наладить производство взрывчатых веществ. Вейцман являлся также лидером сионистского движения и важнейшим сторонником Декларации Бальфура.

«Очень честный человек, – сказал Вейцман о Фейсале впоследствии. – Красивый, как картинка». Во время двух последующих встреч Фейсал подчеркивал их близость как «двоюродных братьев по крови… двух главных ветвей семитской семьи, араба и еврея». Казалось, что эмир Фейсал и Вейцман достигли соглашения, которое поддерживало синхронное создание еврейского очага в Палестине и крупномасштабную иммиграцию. Однако Фейсал сделал дополнение: любое такое соглашение основывается на «независимости арабских земель» и объединении «арабов со временем в единую нацию» под управлением Хашимитов – династии, к которой принадлежали шериф Хуссейн и эмир Фейсал. Но это определенно не входило в планы послевоенного мирного урегулирования с точки зрения европейцев[226].

Но существовал один фактор, еще более запутывавший ситуацию. В 1908 г., после семи лет невзгод и разочарований, в отдаленной части Ирана было обнаружено первое на Ближнем Востоке месторождение нефти. Только Первая мировая война продемонстрировала всю важность нефти – не только как топлива для линкоров, но и как горючего для недавних изобретений, которые стали машинами войны: грузовиков, мотоциклов, танков и аэропланов. Нефть и двигатель внутреннего сгорания быстро изменили мобильность и характер боевых действий. Все это сделало нефть важнейшим стратегическим товаром в мире.

В заключительные месяцы войны в секретном докладе «Положение с нефтепродуктами в Британской империи» было подчеркнуто, что Британская империя почти целиком зависит в этом отношении от Соединенных Штатов. Но, будучи ведущей военно-морской державой, Британия не может полагаться на США, президент которых Вудро Вильсон так негативно относится к самой концепции империи. Поэтому Британии необходимо «получить полный и бесспорный контроль над самым большим количеством нефти, какое возможно». Что значило «Персия и Месопотамия». Уже контролируя персидскую нефть, британцы пришли к заключению о том, что установление контроля над «ценными нефтеносными полями в Месопотамии» и гарантирование беспрепятственных поставок нефти до «следующей войны» должно стать «первоочередной военной целью»[227].

С распадом в результате войны четырех империй – Германской, Российской, Австро-Венгерской и Османской – карты Европы и Ближнего Востока должны были измениться официально. В этом заключалась цель Версальской мирной конференции, которая прошла неподалеку от Парижа в 1919 г.

Никто так не ожидал своего участия в переговорах о будущем послевоенного Ближнего Востока в качестве центральной фигуры, как Безумный мулла, британский эксперт по Ближнему Востоку. Но когда Марк Сайкс прибыл в Париж, он был уже безнадежно болен, отравлен, как он говорил, чем-то, что он подцепил в Алеппо, болезненно худ и питался в основном консервированным молоком. Но, несмотря на это, он был решительно настроен помочь сформировать послевоенный Ближний Восток. Однако через месяц после открытия Версальской конференции Марк Сайкс, еще более слабый из-за гриппа, скончался в своем номере в отеле «Лотти»[228].

Большая часть соглашения Сайкса – Пико была утверждена еще до начала конференции. Но оставалось еще кое-что. По соглашению Мосул, столица одноименного вилайета с многочисленным курдским населением, подпадал под контроль Франции. Но в Версале после перепалки, которую некоторые назвали «собачьей свалкой», британцам удалось перехватить контроль над Мосулом и переместить его в свою сферу влияния. Как писал один британский чиновник, главная причина схватки заключалась в ожидании того, что «крупнейшее в мире месторождение нефти простирается вплоть до Мосула и за него».

В соответствии с Версальским мирным договором была создана Лига Наций и учреждена система мандатных территорий, представлявшая собой переходную стадию между колониями и сферами влияния, с одной стороны, и идеей президента Вудро Вильсона о самоопределении – с другой. Государства-мандатарии обязывались руководить своими мандатными территориями, направляя их к обретению полной независимости[229].