Николай остановился на полушаге, резко побледнев, и сам себя выдал:

— Ольга?..

— Высокородное дерево показывает, что жива. Я самолично проверял этим утром, — снова предпринял попытку успокоить друга цесаревич. — Но Коля… если она поехала этим поездом, тогда где может оказаться сейчас?

Николай и сам не знал. Конечно, госпожа Полякова предупреждала его относительно графини Ершовой еще в первый день знакомства. И все последующие дни девушка не раз подтверждала слова куратора: внутри нее имелся твердый стержень, который вкупе с сильным характером и незаурядным умом заставлял противиться почти любому решению маркиза, но… где искать ее сейчас, когда вся империя катится в тартарары?!

— Я заговорю оставшийся у меня отцовский перстень: если она все еще жива и не находится под магическим куполом, смогу ее найти.

Павел согласно кивнул:

— Приступай. И да, мне сегодня понадобится твоя помощь. Конечно, после всего. Нужно…

Дверь кабинета резко распахнулась, явив взволнованную императрицу. Туалет ее все еще смотрелся изящно, но в деталях присутствовал едва заметный намек: Екатерина Дмитриевна торопилась. К слову, стоящая за ней смущенная Елизавета Третьякова выглядела не лучше самой августейшей дамы.

Одетая с прежним лоском, она как будто была больна: пожелтевшее лицо с темными кругами под глазами — их, конечно, попытались скрыть приличным слоем рисовой пудры, привезенной с Востока, и все же болезнь проступала…

Вот и бурые пятна, уже, видимо, сводимые стараниями Поляковых, проявлялись под тонким кружевом. Они как будто были знакомы Николаю еще с тех времен, когда он менял истрепанную огнем одежду после тренировок с отцом… Но откуда у наследницы герцогской фамилии ожоги? Неужели в поместье случился пожар? Или виной тому болезнь, о которой не сообщают высокородному свету, не желая лишаться кровного родства с домом императора?

— Матушка?! — Цесаревич с недоумением оглянулся на друга, позволив себе столь редкий укор родительнице: — Если вы подождете всего с минуту, я смогу принять вас… вместе с невестой.

— Прости, дорогой, — откликнулась действующая императрица, скользнув напряженным взглядом по огненному магу, — дело не терпит отлагательств. Впрочем, твой министр может остаться, я пришла с крайне дурными вестями, касающимися всех нас.

На лицо цесаревича упала темная тень, позволившая Николаю догадаться: его друг не просто был готов — ждал этого.

— Прошу, присаживайтесь, дамы. Напитки?

— Некогда, мой дорогой. Ты должен узнать незамедлительно: твой отец почил несколькими минутами ранее. Я просила Поляковых до меня тебе ничего не сообщать: хотелось в этот тяжкий для всех нас момент быть вместе, семьей…

Павел Алексеевич растерянно уселся в высокое кресло, с шумом выдохнув. Накрыл вспотевшей ладонью широкий лоб и, приняв тяжелый бокал из рук огненного мага, даже не проверяя, тут же опрокинул его.

— Мне очень жаль, матушка, — с грустью произнес он. — Отец навсегда останется в нашей памяти…

— Конечно, — отмахнувшись, прервала престолонаследника императрица. — Но сейчас речь о живых. Если не заключить помолвку до объявления о его кончине, бунта не миновать. Ты должен поторопиться — еще до петергофского бала. Елизавета согласна.

Екатерина Дмитриевна бросила мимолетный взгляд на свою протеже, заручившись ее уверенным кивком, и снова стала увещевать сына:

— Ну же, дорогой! Я говорила с Поляковыми, они помогут сохранить все в тайне где-то с неделю: видишь ли, вход в королевскую усыпальницу доступен лишь тебе, и высокородное дерево не сможет никому сообщить о кончине отца, пока мы сами не позволим. Бальзамирование его трупа позволит представить тело без малейших следов разложения — подобная практика издавна используется во многих монарших семьях Эуропы.

Павел с недоумением воззрился на матушку, словно бы не понимая, о чем она говорит. Бросил полный извинений взгляд на невесту, после чего коротко попросил:

— Мы должны обсудить это наедине. Особые обстоятельства, знаете ли…

— Особые? — Императрица подозрительно сузила глаза, в ободряющем жесте сжав ладонь выбранной ею невесты сына, и метнула колкий взгляд в сторону огненного мага: — Девушка уже почти в семье. Прошу простить меня, но если и просить кого-то об уходе, так это…

Она красноречиво остановилась глазами на Николае, впрочем, нисколько того не смутив. Он развернулся к цесаревичу, ожидая его приказаний: если тот пожелает, огненный маг исчезнет в пламенном портале всего за секунду. Однако цесаревич полным отчаяния взглядом пригвоздил его к месту, тут же отозвавшись:

— Как пожелаете, матушка. Если на то будет ваша воля, тогда скажу при госпоже Третьяковой: наша с ней помолвка все еще не определена ввиду последних событий.

— Каких?! — громко выкрикнула императрица, разъяренно покраснев. Ей едва удалось сдержаться, чтобы не наговорить лишнего. Но высокородное воспитание позволило все же взять себя в руки и огорченно обернуться к протеже: — Прости, дорогая, видимо, и вправду не стоило тебе слышать этих кощунственных слов.

И уже сыну:

— Да о чем же ты говоришь, Павел?! Объяснись немедленно!

Это имя она с детства использовала как наказание: обращение «дорогой» — нечто повседневное, привычное; «Паша» — когда тот допустил легкий промах; но «Павел»… Такое-то и случалось всего дважды — и оба раза Павлу Алексеевичу вспоминать не хотелось.

Только теперь он вырос, превратившись из престолонаследника в почти самого императора, и с подобным следовало заканчивать. Цесаревич собрался с силами, твердо пояснив:

— Николаю удалось узнать, что некромант выжил.

— И что с того? Как это может помешать твоей помолвке?! — Алые пятна гнева уходить не желали, медленно сползая с лица августейшей дамы на шею и грудь. И смотрелось это крайне неприглядно.

— Никак, — уже увереннее рассудил Павел. — А вот помолвке именно с госпожой Третьяковой — вполне: все же ее род несет в себе мертвую кровь Воробьевых, как совсем недавно оказалось.

— Ты же знаешь, — явный упрек перемежался с выраженным раздражением, — даже мой род когда-то озарялся этим даром, но что мертво, то мертво.

— Верно, — отозвался император. — Только у нас есть еще три дня, чтобы проверить это.

Он встал, подошел к Елизавете и, опустившись к ее ладони, коснулся тонкой ткани перчатки губами:

— Прошу меня простить, но до того, как мы установим личность некроманта, я вынужден просить вас об отсрочке. Уверен, вы поймете.

Глаза Елизаветы зло сверкнули, но тут же погасли, снова став похожими на застывшие стекляшки. И в следующую секунду она уже следила за императрицей — ожидала указаний?

— Моя дорогая, я все улажу, — пообещала Екатерина Дмитриевна, бросая испепеляющие взгляды поочередно на молодого императора и его чиноначальника, — но прежде…