На лице отца проскользнуло гневное выражение. Позволить себе нечто подобное в адрес августейшей особы казалось совершенно немыслимым, но родитель не был рожден в высокородном семействе и потому держать себя умел едва ли.

— Я уже принес одну — клятву самому императору, и пока он жив…

— Смерть императора — вопрос всего лишь нескольких дней. После нее вы освободитесь от старого обещания, оставшись должным новому договору.

— После смерти государя, если империю постигнет такое горе, я, как и положено, присягну на верность цесаревичу, — твердо сообщил отец. — Сделаю то, что следует в подобных случаях.

Императрица злобно сверкнула глазами:

— А вот этого делать не стоит. Цесаревич тоже почти мертв. Он слишком слаб, чтобы управлять целой Старороссией. Если наследник старой крови взойдет на престол — погубит вместе с собой всех нас. Есть альтернатива…

Я схватилась руками за горло, удушливо сжавшееся от осознания происходящего. Но отец, кажется, лишь сейчас понял всю задумку Екатерины Дмитриевны:

— Вы не хотите видеть Павла Алексеевича императором, верно?

Едва заметный наклон головы вместо ответа, за которым последовал вопрос:

— Тогда кто же? Вам самой власть не удержать — главы высоких родов не подчинятся. Нужна сила! Ливиум и золото, им данное, — всего лишь малость, ваше императорское величество. Староросскую власть сможет удержать лишь сметающая все на своем пути мощь.

— Дара некроманта хватит? — смеясь, спросила императрица, лукаво оглядев отца. — Удивлены?

Мне удалось разглядеть изумление в глазах отца. А еще — недоверие, потому как любому в целой империи известно:

— Некроманты мертвы. Род Воробьевых почил много лет назад.

— Не все, — возразила Екатерина Дмитриевна. — Есть семейства, отмеченные мертвой силой. И есть тот, в ком этот дар пробудился в должной мере, к тому же с каплей монаршей крови. Так вы готовы принести нерушимую клятву?

Отец колебался всего секунду. Нерешительно сделал шаг назад, пробежав глазами по расставленным колбам, и я вдруг осознала, что в части из них кипело оружие не хуже, чем клинковая сталь. Но потом его взгляд на короткий миг остановился на том месте, где была припрятана друза памяти: как будто давал понять, что увидит меня спустя все эти дни.

Снова развернулся к императрице, широко расправив плечи, и со спокойной уверенностью ответил:

— Вы заставляете меня повторяться, ваше императорское величество: кровная клятва уже прозвучала, и я не в праве совершить измену против короны и собственной совести.

Екатерина Дмитриевна раздраженно поджала губы, а ее спутник грозно зашипел:

— В таком случае, господин Ершов, вынужден предъявить вам обвинение в измене самой империи! — Голос маркиза прозвучал приговором. А ведь суда еще не случилось, и — теперь я знала это наверняка — уже не будет. — Прошу следовать за мной.

Кристалл памяти снова раскалился добела, тут же угаснув. А я подняла растерянные глаза на Славку. Малыш был так напуган, что дрожал всем телом. Стало ясно: после услышанного он тоже не мог рассчитывать на безопасность, ведь если хотя бы намеком озвучить накопленное в друзе — смерть.

Заботливо сгребла мальчика в охапку, успокаивающе поглаживая по белокурым волосам. Позволила чуть перевести дух, шепотом спросив:

— Пойдешь со мной? Будет немного страшно и жарко, но потом — хорошо. Здесь теперь небезопасно.

Дождавшись несмелого кивка, повернула почти черный камень на родовом перстне маркиза.

Сноп искр обдал меня мягким теплом, заставив плотнее прижать к себе мальчишку. Ощутилось свободное падение — пожалуй, слишком резкое, — и уши заложило от испуганного детского визга.

Огонь почти не жегся, мигом переместив нас в огромный кабинет, знакомые стены которого были отделаны драгоценным зеленым сукном. Гул голосов, всего минуту назад звучавший в помещении, мгновенно смолк, заставив супруга и цесаревича развернуться в нашу сторону. Их глаза удивленно распахнулись, а маркиз сделал широкий шаг, остановившись всего в полуметре от меня.

— Ольга? Как ты… Кто это?..

Радость от встречи с Николаем тут же померкла, как только я запоздало поняла: в зеленом кабинете помимо моего супруга и цесаревича присутствовали еще двое.

Утро у господина чиноначальника выдалось тяжелым.

Нестерпимая головная боль заставляла думать, что двух бокалов вчера было бы вполне достаточно, но воспоминания об Ольге все же оправдывали свершившуюся глупость, снова искушая напиться до беспамятства.

Однако Николай не привык погрязать в печали и горечи сожалений, да и неотложные дела, связанные с похоронами родных его жены, теперь уже бывшей, заставляли выбраться из-под теплого пледа, которым, видимо, его укрыла прислуга прямо здесь, в нижней гостиной.

Пробираясь в свою спальню сквозь полчище спешащих ускользнуть из-под ног ступеней лестницы, маркиз на ходу отдавал указания прислуге:

— Приготовьте ванну, добавив в нее целый пузырек специального отвара. Завтрак плотный. Одежда… костюм должен быть траурным, меня ждут распорядители бюро.

Налив себе стакан чистой воды, он задержался у широкого шкафа: бутылек со снадобьем все не находился в карманах его сюртуков. Но потом Николай вспомнил, что последний раз использовал его в день свадьбы, когда Ольге стало плохо. Значит, следует отыскать парадный фрак.

Залпом осушив бокал целебного напитка, маркиз с трудом забрался в ваину: чудодейственное средство подействует спустя минуту-другую, а пока придется потерпеть.

Костюм на влажную кожу садился плохо, то и дело собираясь непослушными складками. И огненному магу пришлось поднапрячься, чтобы призвать подвластную стихию. Использовать огонь для бытовых нужд казалось ему постыдным, но золотая звезда на мундире вибрировала уже с полчаса, а ввиду предстоящих событий…

Императорский портал сработал почти молниеносно, на сей раз без проверок и промедлений выбросив огненного мага у самых дверей зеленого кабинета. Мгновенно сориентировавшись в пространстве, Николай заметил цесаревича у окна.

По напряженной позе престолонаследника было ясно: дело не терпит отлагательств, и чиноначальник с неудовольствием подумал, что столь сумасшедший ритм жизни ему начинает надоедать. Может, сказывался возраст: все же главному министру Староросской империи совсем скоро исполнится тридцать, о чем с охотой напоминали лучистые морщинки в уголках глаз.

Но лишь когда Павел Алексеевич развернул к нему озабоченное лицо, покрытое тенью растерянности, тот понял: случилось совсем дурное…

— Что?..

— Тебе не следует беспокоиться. — Цесаревич предупреждающе поднял ладонь, стараясь жестом успокоить министра. Однако все его уловки странным образом действовали на огненного мага совершенно противоположно, раздражая с каждой секундой. Чтобы не позволить старому другу испепелить дворец, Павлу пришлось выложить разом все, что было известно к тому моменту: — Поезд, следующий до Италийских земель, подорван. По сообщениям ищеек, отправленных к месту трагедии сегодня утром, в живых не осталось никого…