— При том, что десять лет назад, когда Клим былподростком, люди шли за книгами в библиотеки.

— Допустим, ты узнаешь: он безумно любил Достоевского,и что?

— Явлюсь к нему в образе Сонечки Мармеладовой, —хохотнула я, но Док не оценил моей шутки.

Мы завтракали на веранде, Папа пел соловьем и пару раз,вроде бы невзначай, погладил меня по голове. Я решила воспользоваться егохорошим настроением и сказала:

— Мне так хочется куда-нибудь поехать…

— Куда? — насторожился он, я пожала плечами.

— Не знаю… Вчера по телевизору реклама была: предлагаютоднодневные путевки на турбазу… забыла, как называется.

— Ну, если хочешь… — вздохнул Папа. — Хотя чемплохо в саду? Бассейн… — Устыдился и добавил поспешно:

— Я не хочу держать тебя взаперти, ты сама себехозяйка.

«Как бы не так», — подумала я, глядя на него сблагодарностью. Он еще раз погладил меня по головке и вроде бы утешился. Потомпозвал Резо и что-то ему внушал минут десять, как видно, инструктировал. Тотвернулся от Папы чрезвычайно деятельный и вертелся вокруг меня, видно, ожидаяраспоряжений, но сегодня была пятница, и я никуда не спешила.

— Пойду поплаваю, — сказала я громко. Резо вродебы огорчился и поплелся за мной. Сел в кресло возле бассейна в своем любимомкостюме и приготовился весь день потеть. Вот ведь олух.

Я была задумчива и не разговаривала, а ему хотелосьпоболтать. Продержался он час, потом произнес не без ехидства:

— У Сашки машину рванули.

— У кого? — вроде бы не поняла я.

— У Монаха.

— Как это рванули?

— Ну… взорвали то есть. Хорошо, сам жив остался.

— Как жив, если машину взорвали?

— А не он в нее сел. Дружок. Повернул ключик и тю-тю…

— А дружок?

— Дружок… ну… — Резо запечалился, огорчать меня Папа невелел, и теперь он соображал: расстроит меня смерть неизвестного дружка или ясмогу ее пережить без ущерба для своего здоровья.

— Погиб? — округлила я глаза.

— Не совсем, — брякнул он. — Врачи сказали,может, вылечат.

— По-моему ты глупости говоришь, — не выдержала я,а Резо обиделся.

Через час Папа отправился по своим делам, помахав мнеручкой, а у нас начал беспрерывно звонить телефон. Резо снимал трубку, говорил«да», потом бросал ее на место и качал головой. Включил определитель номера ирассвирепел еще больше, потому что информацией не разжился. Было совершенноясно, что домогаются меня. Вопрос: кто? Либо Орлов, что очень пугает, либоСашка Монах, которому положено быть покойником.

Когда раздался очередной звонок, я направилась к телефонупод суровым взглядом Резо.

— Слушаю, — пропищала я тонким голоском.

— Твоя работа? — поинтересовался Сашка.

— Что? — не поняла я.

Он грязно выругался и продолжил:

— Укокошить меня решила?

— Ты чокнулся, что ли? — удивилась я. — Нескажешь, как я могла бы такое провернуть?

— Не знаю, но будь уверена… — Далее шла сплошная матерщина,вот тебе и джентльмен. Я покачала головой, ожидая, когда иссякнет потоккрасноречия.

Резо стоял напротив, сунув руки в карманы, потом повернулсяи вышел из комнаты, хлопнув дверью.

— Спасибо! — крикнула я вдогонку.

— Ты это мне? — спросил Сашка.

— Нет, конечно. Тебя благодарить мне не за что. Промашину я знаю, слышала, как Резо с Витькой разговаривали. Папе кто-то донес,что это дело рук Клима, я не знаю, кто такой Клим, но парни говорили, что онтебя не жалует. И вот еще что: сюда звонить не смей, не то мне придетсярассказать Папе о наших прежних встречах. Перстень здесь, в доме, не наводи нагрех.

Сашка хотел сказать что-то, но я повесила трубку и пошлаискать Резо. Он сидел на ступеньках веранды и выглядел страшно несчастным.Придется все-таки осуществлять его мечты, хоть и не хочется. Я посмотрела нанего с сомнением и решила: только не сегодня. Он поднял голову.

— Донесешь? — весело спросила я.

— Я не думаю, что ты хочешь причинить вред Папе, —подумав, сказал он. — По-моему, ты хорошо к нему относишься.

— Он мне вместо отца, — заверила я. — Ты жезнаешь, я сирота.

— Может, ты мне скажешь, что у тебя за дела с Монахом?Я ведь не из любопытства спрашиваю, а чтобы не волноваться… ну, чтоб бытьуверенным, что в этом нет ничего плохого для Папы.

— А ты кого охраняешь? — нахмурилась я.

— Тебя, — поразмышляв, ответил он.

— Ну так и охраняй…

Я пошла к бассейну, а он поплелся за мной и принялсяканючить:

— Конечно, я тебя охраняю, и тут все правильно, но утебя есть секреты, и это меня тревожит. Ведь охранять тебя мне поручил Папа. Онмой хозяин. Ты улавливаешь?

— Конечно. А я кто?

— Ты? Ты это ты.

— Но охранять ты должен меня?

— Ну…

— Так вот и охраняй, — развела я руками.

Вечером Док, прежде чем зайти ко мне, долго разговаривал сПапой, в комнату вошел с дрожащими руками и тут же накинулся с упреками:

— Что за чертовщина с компьютером?

— О чем ты? — не поняла я.

— Папа сказал, что ты в компьютер заносишь какую-точушь и утверждаешь, что это твои мысли.

— Ерунда, Док.

— Что значит «ерунда»? — Он вроде бы собралсякричать, но вовремя опомнился. — Зачем тебе это, скажи на милость? —перешел он на зловещий шепот.

— Я записываю свои мысли.

Он рухнул в кресло.

— Ты сошла с ума…

— Док, я изобрела свой собственный код. Вряд ли кто-тосможет его расшифровать. А с моим диагнозом выводить закорючки, выдавая их загениальные мысли, вполне естественно.

— Вряд ли кто-то сможет расшифровать? —переспросил он. — А если все-таки сможет? Что ты там пишешь, черт возьми?

— Так… составляю планы.