– Дело в том, – Алукард запустил пятерню в растрепанные кудри, – что он не стоит на месте.

– Ты сможешь его найти? – сурово спросил Максим.

– С пиратским шифром – да, – ответил Алукард. – Но у меня его нет. Клянусь честью Арнса…

– Ты хочешь сказать, его отобрали при аресте, – сказал Келл.

Алукард метнул на него ядовитый взгляд.

– Что такое пиратский шифр? – спросила Лайла. – Что-то вроде морской карты?

Алукард кивнул.

– Не все морские карты одинаковы. На всех нарисованы порты, опасные пути, лучшие места и дни для выгодной торговли. Но пиратский шифр создан, чтобы хранить секреты. Случайному глазу шифр ничего не говорит – это просто переплетение линий. Даже названия городов не подписаны. – Он поглядел на грубую карту Тирена. – Примерно как у вас.

Лайла нахмурилась. Воспоминание шевельнулось опять, на сей раз обрело ясность.

Другая комната, в другом Лондоне, в другой жизни. Чердак таверны «В двух шагах». На столе лежит карта, придавленная дневной добычей…

Наверное, она ослабила бдительность, позволяла мыслям отразиться на лице, потому что Келл спросил:

– Что с тобой?

Она провела пальцем по краю бокала, стараясь голосом не выдать чувств.

– Когда-то у меня была такая же карта. Когда мне было пятнадцать, я стащила ее в какой-то лавке. Понятия не имела, что это такое: пергамент был свернут, перетянут веревками. Но меня к нему… потянуло, что ли, вот я и взяла. Странное дело – мне никогда не приходило в голову продать эту штуку. Мне просто нравилась карта, где нет названий, только земля, и море, и надежды. Мои пути куда угодно – так я ее называла…

Лайла заметила, что в комнате наступила тишина. Все смотрели только на нее – и король, и капитан, и волшебник, и жрец, и принц.

– Что тут такого?

– А где она сейчас? – спросил Рай. – Эта карта с путями куда угодно?

Лайла пожала плечами.

– Наверное, в Сером Лондоне, в комнате на верхнем этаже таверны «В двух шагах».

– Нет, – тихо молвил Келл. – Ее там больше нет.

Это признание было как удар. Захлопнулась последняя дверь.

– Ну да… – пролепетала она. – Надо думать… Кто-нибудь…

– Ее взял я, – перебил Келл. И, не дожидаясь, пока она спросит, почему, торопливо добавил: – Она просто попалась мне на глаза. Ты права, Лайла, карта словно притягивает. Чары, наверное.

– Наверное, – сухо повторил Алукард.

Келл бросил на капитана хмурый взгляд, но пошел за картой.

Пока его не было, Максим опустился в кресло, вцепившись в мягкие подлокотники. Если кто-нибудь и заметил боль в темных глазах монарха, то ничего не сказал. Но Лайла увидела, как Тирен подошел и встал позади, положив руку Максиму на плечо. Черты короля смягчились, словно прикосновение жреца уняло душевную боль.

Она не понимала, почему эта картина так пугает ее, но, когда Келл с картой в руке вернулся, она все еще безуспешно пыталась отогнать тревожные предчувствия.

Все, кроме короля, собрались вокруг стола. Келл развернул карту, прижал края. На одной стороне темнела давно высохшая кровь. Лайла невольно потянулась к пятну, но вовремя остановилась, сунула руки в карманы, сжала в кулаке часы.

– Я был там всего один раз, – тихо сказал ей Келл. – После Бэррона…

После Бэррона, сказал он. Как будто Бэррон был просто отметкой во времени. Как будто Холланд не перерезал ему горло.

– Что-нибудь еще стянул? – натянуто спросила она. Келл покачал головой.

– Прости, – сказал он, и Лайла не поняла, за что он извиняется: за то, что взял карту, или за то, что больше ничего не взял, или просто за то, что напомнил о той жизни – и смерти – о которых она тщетно пыталась забыть.

– Это и есть шифр? – спросил король.

– Похоже на то, – кивнул Алукард с другого конца стола.

– Но двери были запечатаны сотни лет назад, – сказал Келл. – Как мог арнезийский пиратский шифр попасть в Серый Лондон?

Лайла вздохнула:

– Келл, я тебя умоляю…

– Что? – взвился он.

– Ты был не первым антари, – ответила она. – И уж наверняка не первым, кто нарушил правила.

При упоминании о былых прегрешениях Келла Алукард изогнул бровь, но у него впервые хватило такта промолчать. Он внимательно изучал карту, водил по ней пальцем, словно искал тайную подсказку, скрытый зажим.

– Ты хоть знаешь, что нужно делать? – спросил его Келл.

Алукард издал странный звук – то ли да, то ли нет, а может, просто выругался.

– Бард, дай на минутку нож, – попросил он, и Лайла извлекла из-под манжеты тонкий острый клинок. Алукард взял оружие, кольнул себя в большой палец и прижал царапину к углу листа.

– Магия крови? – спросила Лайла, жалея, что раньше не узнала, как раскрыть секреты карты, и вообще не догадывалась, что она хранит секреты.

– Не совсем, – ответил он. – Кровь тут вместо чернил.

Под его рукой карта начала наполняться – другое слово не приходило на ум. Алый цвет растекался по тонким линиям, открывая все – порты, города, морских змеев, обозначавших просторы океана, даже декоративную каемку по краям.

Сердце Лайлы забилось быстрее.

На ее карте и вправду обнаружились пути куда угодно – точнее, туда, куда может быть угодно отправиться пирату.

Она прищурилась, пытаясь разобрать написанные кровью слова. Разглядела Сейзенрош – черный рынок, вырубленный в скалах там, где встречались Арнс. Фаро и Веск. А еще городок под названием Астор и место на северном краю империи, отмеченное лишь звездочкой и словами «Ис Шаст».

Она вспомнила это слово из названия таверны в городе.

У него два значения. «Дорога» и «душа».

Но слов «Ферейс Страс» нигде не было.

– Я его не вижу.

– Терпение, Бард. – Алукард провел пальцами по краю карты, и она увидела, что узорчатая кайма – не просто украшение, а три строчки мелких цифр. И вдруг у нее на глазах цифры зашевелились. Процесс был постепенный, тягучий, как сироп, но чем дольше она смотрела, тем сильнее убеждалась: первая и третья строчки медленно ползут влево, средняя вправо, и где они остановятся – непонятно.

– Вот он, – гордо сказал Алукард, обводя линии пальцем. – Пиратский шифр.

– Впечатляет, – скептически заметил Келл. – А ты сумеешь его прочитать?

– Не сомневайся.

Алукард взял перо и принялся расставлять ползучие символы с краев карты в нечто вроде координатной сетки – не в одно измерение и не в два, а в целых три. И все это время вел нескончаемую беседу не с теми, кто был в комнате, а с самим собой, так тихо, что Лайла не могла уловить ни слова.