Я ему сочувствовал. Правда, я уж точно и изначально не герой, потому не освободил эту запуганную собаку, а просто делал свою работу. Благо, в конце дня, она была действительно врачебной. Я вкалывал антидот, вводил «фабрику» в норму. По возможности. Потому как, если ее не вводить, то к утру б псина сошла бы с ума. То есть, даже те раздражители, которые изначально болевыми не являлись, становились болевыми. В конце-концов, могло случиться, что Гекрс не смог бы не то, что спать, а вообще опираться хоть на чего-нибудь. Дотронуться до любого предмета – лапой, боком, да чем угодно – значило подвергнуться ужасной боли. Еще я обрабатывал мелкие раны. Благо, что мелкие – профессор все же не чекрыжил когти и подушечки на лапах. Кажется, голован Гекрс был мне за помощь благодарен. Как и любая дворняга на его месте, понятное дело. Легче мне, правда, не становилось.

Пожалуй, все палачи мира, обязаны были устроить забастовку, по случаю разработки «вакцины Мадисло»: как иногда именовал сыворотку профессор. Правда, ни палачи, ни следователи, никто вообще, были покуда о сыворотке не в курсе. Дорнель Мадисло жутко опасался конкуренции.

А вот я с ужасом представлял свою последующую судьбу. Дальнейшую работу под патронажем профессора… или уже академика Мадисло. Пока только писк голована, будящий кошмарами среди ночи. Дальше…

Ведь не с собаки же интересуют МВБИ, так? Несколько другой вид живого. Очень скоро мне предстоит отхаживать после процедур Мадисло совсем-совсем не псовых. Наверное, требовалось написать рапорт о прошении обратно на фронт. О Мировой Свет, удовлетворят ли эту просьбу, ведая о моих нынешних допусках к секретам? О проникновении в тайну тайн?

Массаракш, если подумать, не торопясь, то после такого рапорта не исключалась возможность, стать одним из первых подопытных своего нынешнего начальника. Почему, собственно, нет? Мы же под крылом того же Министерства Внутренней Безопасности, или как? Кажется, я угодил в какую-то жуткую петлю. И я не видел выхода.

Местный колдун выглядит экстравагантно, тут не отнимешь. Двигается в танце так изящно, что зачаруешься. Все тело, от пят до макушки, в сложнейших узорах; при плавной подвижке туловища, узоры наплывают друг на друга, и глазах почему-то рябит. Но это все внешние эффекты, на нас – цивилизованных – впечатление производят не более чем цирк. Однако мы тут кордебалет не заказывали, так что все на стреме. Может, нам просто внимание отвлекают? Я, и то, на всяк случай, держу кисть поблизости от кобура с «меньхертом», хотя уверен, наши охранники на стреме. В конце-концов, здесь не ночное чудище – обычные дикари. Если попробуют рыпнуться, автоматчики им всыплют по самый массаракш.

А вот пудренью мозгов тутошнему шаману следовало б подучиться. Вот, хотя бы у господина Шоймара. Тот травит баланду гораздо убедительнее. И дело даже не в языковом барьере. Язык танца, он интернационален, так что артикуляция играет тут роль чисто вспомогательную. Все должно быть ясно-понятно исключительно из видовых эффектов. На диких людей леса это должно, по идее, производить огромное впечатление.

Мне, как и прочим, без всякого перевода с марайя, ясно чего хочет тутошний колдун. Что тут может быть непонятного, в его плавной, под там-там, жестикуляции? Он жаждет заполучить утерянного им в лесу ребенка. Но звучит, в смысле, демонстрируется, неубедительно.

Ну, допустим, мальчишку бросил в сельве и правда он. Это косвенно подтверждается некой похожестью рисунка на телах. Одна рука данные красочные линии наносила – рука мастера, тут не придерешься. Но вот как-то непонятно из пляски, зачем все же этого ребятёнка вообще в лес повели, и для чего, все же, бросили? Для чего мальчик потребен обратно. Оно, если разобраться, дело, конечно, не наше. Мы тут в чужом монастыре, и настраивать против себя племя неизвестной численности не стоит. Да и пацан этот, нам, что пятое колесо в телеге. Если подумать, то Жуж Шоймар может вернуть подкидыша актом доброй воли. Чего ему, в самом деле, до судьбы ребенка? Я вот, несколько беспокоюсь, но я натура слабая, у меня самого детишки дома, так что бесстрастность проявить не могу. Шоймар – другое дело. Я смотрю на начальника отряда. Что он предпримет?

– Да ну! – хмыкает Шоймар. – Мы значит им ребятню, а они нам… Ну-ка, господин Дьюка, спросите-ка у это размалеванного парламентера, для чего им пацанчик-то?

Дьюка Ирнац в свою очередь ухмыляется. Он парень рисковый, да и нравится ему, видимо, торговаться. Однако танцам местных он все же не обучен, да и не снизойдет никогда до виляния попкой. А с языком конкретно этого племени он не слишком в дружбе. Так что наш проводник привлекает к делу одного из марайи, по имени Уммба. Вот по такой цепочке и передается послание колдуну.

Шаман, как уже понятно, каким-то из диалектов марайя владеет, но, как все уже ведают, артикуляция не его прерогатива. Он выполняет новый танец-импровизацию. Вообще-то все всем понятно, но Дьюка Ирнац уже взял на себя миссию переводчика, и потому оглашает:

– За пацанчика, шеф, они дадут две больших корзины фруктов, и еще десять больших жареных пауков, внутренние соки которых, как я понял, жутко повышает мужскую потенцию.

– На чем будем проверять? – добавляет Ирнац от себя и скалится. Ему явно весело.

– Ну, что они дадут, мне понятно, – цедит Шоймар. – Но для чего им мальчик?

– Верный вопрос, – выдает коммент Ирнац и снова задействует своего марайи-полиглота Уммбу. – Шеф, это крашеное чучело говорит, что конечно, по всем законам леса, кто нашел предмет, тот ему и забирает. Однако зачем вам, мудрые люди Белых Волос Головы, этот мальчик? Толку в нем мало, потому что в нем мало мяса, никакой груз он не донесет, вам с ним сплошное мучение. К тому же, мясо его отравлено, и очень скоро мальчик умрет от болезни. Если не хотите заболеть сами – ибо когда Лесной Бог сердит, болеют все – то отдайте мальца за пауков.

– А ничего повкуснее у них нет? – спрашивает Жуж Шоймар, и Ирнац уже собирается давать пояснялку переводчику, когда Шоймар добавляет. – Э-э, стоп! Это я так, пошутил малость. Не переводите.

– Молчу, – кивает Дьюка Ирнац. Ему донельзя весело. – Но я бы, профессор Шоймар, не брал у этого милого карикатурщика вообще никакой пищи. Ребеночек у них больной, лес у него сердится. Один Мировой Свет знает, что они подмешают в эту пищу. Не хватало еще заполучить в желудок по паре пиявок-моки.

– Это вы правильно сообразили, Дьюка. – В свою очередь кивает Шоймар. Вот он-то как раз совершенно не улыбается, он знает, что вождю людей Белых Волос Головы следует сохранять надменность в любой ситуации. – Повторите вопрос, зачем им мальчуган. Нам он ни на какой массаракш непотребен, но интересно все ж. Неспроста тут что-то, как мне думается.

– Двенадцать пауков, если я не просчитался, – говорит Ирнац.

– Спросите его, Дьюка. Чей же это малец, и кто его родители? – важно кивает Шоймар. – Может, какой сын вождя? Это, пожалуй, не переводите.

– Пусть только не гневаются, люди Белых Волос, но этого ребятенка я сам (в смысле, этот шаман-чучело) купил себе давным-давно, а теперь немножко потерял (так же он показывает, правильно?).