В общем, хаос – есть хаос. Каждую секунду происходило столько событий, сколько в обычном нашем переходе не происходит за день. Кто-то уже задействовал прожектор, но когда я открыл глаза, он бил почти вертикально вверх: что-то опрокинуло стойку. Затем фонарь перевернулся еще раз и погас. Риши Элеме, находящийся рядом с треногой утверждал, что он ни причем – источник света кто-то, или там, что-то, свалило, и видимо пыталось затушить вовсе. В полутьме пара маленьких палаток повалилась. Позже, кроме убитых и пропавших, выявились раненые. Но, не имеющие жестких запчастей, палатки не могли бы никого травмировать, а травмированные имелись. У одного носильщика из марайи нога оказалась перебита так, будто на нее упала рельса. Правда, туземец ночевал вне палатки, и палатки тут не виновна. И разумеется, как предположил Каан, упавшее дерево вполне могло сделать с ногой что угодно. Вот только поваленных деревьев поблизости не обнаружилось. Рубленные и простреленные пулями лианы были, а вот деревьев все-таки не имелось. А ведь должно было быть. Все трое убитых местных вообще-то говоря, или раздавлены, или имеют признаки, свидетельствующие об жутком ударе, сходном по последствиям с падением с большой высоты. То есть, что-то их подняло и бросило с силой.

А тогда, во всеобщей сумятице, я тоже умудрился достать из кобура «меньхерт». Но все же, когда достал, сообразил, что стрелять покуда некуда. Хаос все не прекращался, однако короткий период разрушений миновал. Затем, когда последние бессмысленные выстрелы смолкли и прорезался голос военного руководителя отряда, надсадно требующего прекратить огонь, я услышал странные, даже пожалуй, страшные карканья. Благо, на эти звуки никто не выстрелил, ибо они исходили из самого нашего лагерька. Попозже разобрались, что каркал, причем очень громко, и совсем не по-человечески, подобранный нами ребенок. Может, в том племени, из которого он родом, таким образом принято выражать страх? Дело, как минимум, темное.

Я испытываю муки совести. Атавистический пережиток далеких до-атомных времен. Пожалуй, Большая Война давно должна вычистить остатки всех этих кунсткамерных напыщенностей. Во времена, когда лишь одна бомба обращает в столб дыма сразу сто тысяч человек, существа, сильно переживающие всего лишь из-за одного живого объекта, обязаны давным-давно сойти с катушек от перегруза нервной системы. Наверное, мне еще такое предстоит. Тем более, мой атавизм еще атавистичнее, чем можно себе представить. Он совершенно из кайнозоя. Ведь я переживаю вообще не за родственника, и даже не за человека. Я исхожу муками совести из-за какого-то голована. Пожалуй, я сумасшедший. Это собаковидное даже не моя личная собственность. Армейское животное, стандартное. Ну, или почти стандартное. Ведь Мадисло как распорядился? Подобрать не самое молодое из имеющихся, но здоровое и… смелое. Кажется, так он выразился, или близко к тому. Вот я и выбрал. А теперь весь в муках. Ладно, что там мои душевные муки по сравнению…

Круглоголовая порода выбрана преднамеренно. Она умна, и потому с помощью нее легко составить градуировку. Ведь, в самом деле, что толку было бы от какой-то… кошки, например? Ну, «мяу» и «мяу». Что при большой дозе «мяу», что при малой. Тут ни черта не определишься не то что с дозировкой, а даже с тем, действует ли препарат вообще. Голован – дело другое. Собака здоровая, терпеливая. Наблюдал как-то – по служебной надобности пришлось – как этих круглоголовых псин унимали новейшей амуницией кинолога – электроплетью. Истязатели в резиновых перчатках сами уже выдохлись, покуда здоровенных собак хоть чуточку проняло. Шерстью паленой вокруг всё провонялось, пока угомонили этих голованов. Тут невольно решишь, что они туповаты. В смысле, инстинкт самосохранения совершенно неразвит. Однако это опровергается другими наблюдениями. А уж если с военными разведчиками кинологами поговорить, так такое услышишь, что начнешь задумываться, разыгрывают тебя хитрым образом, или, все же, правда? Потому что, как ни крути, а мистикой попахивает. Да и розыгрыш, как-то уж слишком тонок для грубоватых работяг ратного труда.

В общем, испытываю муки. Как же, сам же именно этого конкретного «пёсика» выбирал. Вот, получается, перед ним совесть и нечиста. И что интересно, есть у меня ощущение, что Гекрс это понимает. Или это уже у меня косвенные признаки помешательства проявляются? Не знаю, право. Но вот проскальзывает мысль, что эти голованы еще умнее, чем про них рассказывают. Конечно, если кому поведать – не из роты сбора данных – то решат, доктора надо бы самого в лазарет, на обследование по психической части. Ладно, стране сейчас не до профилактики стрессовых срывов. Атомная война – это сплошной стресс.

Но вот профессор Имперской Академии Дорнель Мадисло считал, что стрессов как раз маловато.

– Кто мы есть? – спросил он меня еще вначале совместного научного творчества. – Думаете, личности, «человек – это звучит властно»? Выбросьте все эти убеждения на помойку, господин Дар. Без всякого сожаления. Мы все – лишь ходячие химические фабрики. Только и всего. Причем, работает эта фабрика по своему собственному плану, нас она ни о чем особо не спрашивает. Допустим, наработала она достаточный запас семенной жидкости, значит, пора ее куда-нибудь сбросить. Главное ж дело природы, это экспансия вширь, а мы всего-то носители этой природной идеи. Которая и не идея, вовсе, а так – приспособление.

Так вот, накопилась избыточная семенная жидкость. Склады готовой продукции, с реактивом, переполнены. Ее надо срочно вывозить. Что по этому поводу делает фабрика? Правильно, отправляет заявку наверх. И даже не заявку, а требование. «Эй, вы, там, наверху! Какого рожна не шевелитесь?! Продукт готов, понимаешь!» Ну и пошло поехало. У вас в голове, ни с того, ни с сего, желание попросту неуёмное. Шуруете куда-нибудь в кабачок, на танцульки. Ну и шурум-бурум, уже и влюбились с ходу и по уши. Фабрика должна работать на полную мощь, продукт должен идти в дело.

Рулим дальше. Вот есть, как все убеждены, простые смертные, а есть, так сказать, герои. Правильно? Но на самом деле, никаких героев нет. А есть фабрики.

Но давайте, для начала, ограничим понятие героизма чем-нибудь конкретным. Ведь понятие чрезвычайно размыто. Тут и долгая, в течение всей жизни, работа на пользу Империи, и массаракш знает, еще чего. Возьмем простой, но впечатляющий случай – умение переносить боль. Однако боль сама по себе, это как-то несколько не то. Вот разболелся радикулит, так куда от него денешься? Терпи и все дела. Но вот если… пытки. Здесь уж героизм налицо. Ведь пытки, они для чего? Для того чтобы сдался, выдал что-то или кого-то, правильно. Умение устоять под пытками, вот, согласитесь, демонстрация героизма в самом напрямейшем виде!

Итак, коллега Гаал, значит, у нас имеются герои и не совсем герои, или даже вообще не герои, верно? Однако я, Дорнель Мадисло, утверждаю. Никаких героев нет! А что же есть! А есть те самые химические фабрики. Просто одни работают лучше, а другие хуже. И даже не так. Одни фабрики, по случайной корреляции генов, выпускают преимущественно одну продукцию, а другие – иную.

Так вот! Одна фабрика – по генетическому сбою – дает в организм, в мозг тоже, некую субстанцию. Сейчас не так важно ее название, к тому же, вы ж медик, и в курсе. Так вот, эта субстанция вырабатывается в ответ на некие внешние воздействия. В нашем случае, на пытки, то есть, на боль. Больше надавили палачи – боль усилилась. Тут бы подопечному сдаться, а оно – опс! Фабрика выбросила в мозг некий продуктик. А он, как второе дыхание у спортсмена. То есть, подавил боль, и даже более, того, у некоторых натур временно преобразовал сигнал в свою противоположность. Есть такие натуры болезненные – мазохисты. Вот у них этот контур вообще навсегда закорочен навыворот. Боль у них сразу стимулирует работу химической фабрики на полную. И вместо боли – кайф.