– А если с ним уже расплатились? – предположилаТаня.

– Какая разница? Ты только подумай: сколько вокруг еды.Не слишком похоже на купидона – вот так вот взять и улететь от хорошей жизни.Не-а, странно, – заявил Коля Кирьянов.

Таня подумала, что он прав. Дождавшись, пока общеелюбопытство уляжется и все вновь уставятся в тарелки, она распечатала конверт ибыстро взглянула на письмо. Оно было совсем коротким – всего одна строчка.

«Сегодня в полночь жду тебя на побережье у Серого Камня.

Ванька»

Обычно от счастья не умирают, однако Таня была близка кэтому. Как же много может сказать обычный тетрадный лист. Выходит, Ванька решилхотя бы на время, пусть на одну ночь вырваться из своей глуши! Оставил лешаков,Тангро, оставил жеребенка, которого ему подарили два месяца назад (обычныйнемагический жеребенок, тонконогий, с белым пятном на носу – будто в краскувлез), и теперь мчится в Тибидохс на своем древнем пылесосе, по которомускучает любая свалка.

В полночь на побережье у Серого Камня! Это романтика,которую почти нереально ожидать от Валялкина. Неужели, правда, соскучился ивзялся за ум? Прежний Ванька назначил бы ей встречу где-нибудь у клеток сгарпиями. Он лечил бы гарпий от кровососущих паразитов, которых у тех полно подкрыльями. Гарпии в благодарность покрывали бы его заборной бранью и плевалисьбы слюной, после которой остаются ожоги.

Таня невольно засмеялась, прижимая листок к колену. Уголбумаги трепетал: должно быть, кто-то из находившихся сейчас в Зале Двух Стихийпроявлял любопытство. Таня наугад послала легкий икательный запук, но, кажется,ни в кого не попала. Но все же предупреждение подействовало. Ее письмо оставилив покое.

Видя, что Таня смеется, впечатлительный Коля Кирьянов невыдержал и захохотал. Соседний стол опустел, как если бы кто-то методичнопрошелся по лавке из пулемета. Пятикурсники сыпались так же, как итретьекурсники. Против Коли не существовало эффективных блоков. Тане повезло.Она сидела близко к Кирьянову и находилась от него в «мертвой»,непростреливаемой магией зоне. Ее лишь слегка подбросило и опустило на прежнееместо.

К Коле Кирьянову подполз Тарарах, за ногу сдернул его и,перекинув животом через плечо, понес.

– Пойдем-ка, братец, ко мне в берлогу! Ты тамуспокоишься, и все будет славненько, – прогудел он.

В голосе Тарараха раздражения не было, только бесконечнаядоброжелательность. Разве бедный мальчик виноват, что его смех и слезывыкашивают магов как коса Мамзелькиной, правда, не с таким летальным исходом?Кирьянов бывал в берлоге у Тарараха уже не в первый раз. Даже помогал ухаживатьза животными. Со временем из него вполне может вырасти новый Ванька.

* * *

После письма Таня уже не могла успокоиться. Она постояннодумала о Ваньке и не понимала содержание конспектов по ветеринарной магии,которые пыталась читать, чтобы отвлечься. То есть отдельные слова-то онаосознавала и могла объяснить, но общий смысл упорно ускользал. Даже простейшеепредложение: «Волосы, добровольно состриженные с ушей у лешего и добавленные введро воды, выдержанное три ночи на лунном свете, по сообщениям античныхисточников, являются эффективным средством против радикулитов у крупногорогатого скота, хотя проблему нельзя считать до конца изученной и онапродолжает нуждаться в углубленном изучении» – ей пришлось прочитать развосемь, прежде чем она разобралась, о чем идет речь.

«Нет, сегодня заниматься уже бесполезно. Все равно ничего незапомню», – подумала Таня, отправляя тетрадь с конспектами в полет,завершившийся в ивовой корзине.

Она надела комбинезон, распахнула окно и, убедившись, чтоПоклеп не караулит во дворе школы, проскользнула на контрабасе между башнямиТибидохса. Обходить полетные блокировки они с Ягуном научились давно. Проплылавыщербленная, со сбитыми зубцами, со следами былых осад стена, знакомая Танькетак, что она с закрытыми глазами, лишь ощупывая сколы зубцов, могла бы сказать,где находится. Сколько раз они бродили здесь с Ванькой.

Во рву лицом вниз плавал раздувшийся синий утопленник.Непривычный первокурсник пришел бы в ужас, но Таня знала, что это всего лишьводяной, причем не мертвый, а натрескавшийся рыбы и дремлющий. Именно к этомуводяному Поклеп жутко ревновал Милюлю. Однажды дело дошло до того, что он едване вскипятил ров искрами. Милюля, помнится, хихикала и говорила всем: «МойКлепа – жу-ю-юткий мавр».

Согнув левую руку в локте, Таня прижалась к контрабасу.Прильнула к нему щекой, ощутила прохладную и ободряющую сухость полировки. Оначасто так делала, сама не зная зачем. Это стало частью одного из множестваритуалов, которыми невольно обзаводится всякий маг. Ритуалы и приметы – с какойноги встать, на какую ступеньку не наступать или наступать, на какое место несадиться или садиться, какого зуба касаться языком, когда вытягиваешь билет наэкзамене…

Контрабас был чутким и нервным. Он реагировал на любоедвижение смычка, на положение тела, даже на наклон головы. Когда инструментразгонялся, достаточно было отставить всего лишь палец на руке, сжимающейсмычок, чтобы контрабас начал плавно разворачиваться. Иногда Тане казалось, чтоон способен слышать мысли и реагировать на настроение.

Досадный порывистый ветер с юго-запада дул Тане в спину игнал ее вперед как судно под парусом. Вроде как помогал, но на самом делемешал. Подгонял так стремительно, что все время сбивал с курса. Нос контрабасаразворачивало вниз. Исправляя курс, Тане приходилось нацеливать смычок сбольшим запасом, чем она делала бы это в безветренную погоду.

Таня была уже недалеко от драконьих ангаров, когда еевнимание привлекли сразу несколько белых вспышек Грааль Гардарики.Заинтересованная этой странностью, Таня перестала снижаться и, вскинув руку сосмычком, заставила контрабас набрать высоту. Ей представилось, что это могприлететь Ванька, хотя в этом случае вспышка была бы всего одна и совсем небелая. Однако Таня была слишком взбудоражена возможностью скорой встречи, чтобырассуждать логически. Пригнувшись к грифу контрабаса, она произнесла: Торопыгусугорелус и устремилась навстречу вспышкам.

«Помчусь ему навстречу, будто на таран, а потом резко наберувысоту. Если же он свалится, я успею его подстраховать шмякисом брякисом», –прикинула она.