– А, да, Шурасик! А я думал почему-то: Сарданапал. Акак приходить: с подарком или без? – проблеял он в страшном возбуждении,как всегда, все путая.

– Лучше с подарком. А там как сам решишь, –сказала Таня.

– А-а, ну да… ну да… А что Сарданапал любит?

– Сарданапал много что любит, но юбилей уШурасика, – терпеливо повторила Таня.

– А, ну да… ну да… А еда-то у Сарданапала будет?

– Будет, – сказала Таня, зная, что Кузя любит хорошопоесть. Это было видно и по его животу, который обретал все больше сходства снабитым рюкзаком.

Тузиков сразу воодушевился.

– А, ну да, как иначе?.. А когда прилетать? Завтра? Асегодня к Сарданапалу можно?

– Можно и сегодня. Но только лучше к Шурасику, –повторила Таня без всякой надежды, что Тузиков запомнит. Главное, что онуловил, что приглашают его в Тибидохс, а не на Лысую Гору. Уже немалыйпрогресс. Лишь бы по дороге не потерялся.

* * *

Отключившись, Таня с облегчением метнула зудильник в большуюивовую корзину, где у нее лежали свитера, разрозненные ноты, конспекты повысшей магии и много чего другого. Корзина стояла на том месте, где когда-торасполагалась кровать Пипы. К счастью, у взрослых учеников Тибидохса есть нетолько обязанности, но и привилегии. Теперь Пипа жила в отдельной комнате,настолько забитой вещами, что они заталкивались туда только благодарязаклинанию пятого измерения и могучим плечам Бульонова. Комната Пипы находиласьв противоположном крыле Жилого Этажа. И это хорошо. Чем дальше люди живут другот друга, тем лучше у них отношения.

Около часа Таня играла на контрабасе, пытаясь смычкомизвлечь из него те звуки, что были обозначены в нотах. Порой контрабасдействительно издавал нечто похожее на эталонное звучание «правильного» инструмента.Чаще же случалось, что звука вообще никакого не получалось, но вместо этого настоле начинал дрожать стакан или подушка вдруг «взрывалась» перьями, точнокто-то выпалил в нее из дробовика. При этом Таня никак не могла уловитьзакономерности. Если, положим, в первый раз подушку разносил определенный звукна самой толстой струне, то в следующий раз при попытке повторить тот же звукне происходило ровным счетом ничего. Сто, двести, триста раз Таня повторяла тоже движение смычком на той же струне – бесполезно. Контрабас вел себя паинькой,выводил чистую ноту, но только и всего. Лишь перстень Феофила Гроттера злораднохихикал.

– Гад ты, любимый дедушка! – говорила ему Таня.

Старичок не обижался и продолжал потешаться.

Таня уже начала уставать и держалась на одном наследственномгроттеровском упрямстве, когда с лестницы донесся гул голосов. Такой гул бывалтрижды в день и обычно означал, что наступило время завтрака, обеда или ужина.Толпы учеников с Жилого Этажа спускались вниз, в Зал Двух Стихий. «Завтрачный»гул был самый тихий и размазанный. Сонливый народ тащился еле-еле, держась застены и перила. Многие же вообще пропускали завтрак. Зато на обед и на ужинпроголодавшиеся ученики валили толпой. Лестница сотрясалась, и молодцы из ларцаедва успевали расстилать самобранки. Топот был слышен даже в магпункте у Ягге.

– О, наши мышиные жеребчики поскакали наводопой! – говорила Ягге.

Случалось, что кто-то – в основном лентяи изтретьекурсников, мнящие себя всезнайками, – пытался перенести завтрак, ужинили обед прямо в комнату, используя пространственное заклинание перемещениямелких предметов Халявум, но чаще это заканчивалось тем, что лестницыоказывались перемазанными кашей, а на парадных портретах Древнира торчалиприлипшие котлеты. Происходило так потому, что, произнося Халявум и выпускаяискру, нужно было четко представить себе трехмерную карту Тибидохса со всемикоридорами, башнями, проходами и мысленно прочертить путь переносимогопредмета. Стоило недоучесть какую-нибудь стену или поворот лестницы, и именнотуда втыкалась злополучная котлета.

После неприятного случая, когда миской с салатом оливье былатакован сам Поклеп Поклепыч, купивший накануне на Лысой Горе новый костюм, на Халявумв стенах Тибидохса была наложена блокировка.

Решив, что неплохо будет пообедать, Таня положила контрабасв футляр и, собираясь закрыть его, погладила струны ладонью.

– Прости, но мне придется тебя оставить! – сказалаона, слушая обиженный гул инструмента.

По дороге к лестнице Тане нужно было пройти мимо комнаты Пипы.У закрытой двери с лицом часового стоял терпеливый Бульонов. В комнате что-тогрохотало, вопило, буянило. Изредка дверь распахивалась и наружу вылетал комспутанного и порванного тряпья. Узнать в этой вывернутой наизнанку и порезаннойножницами рвани одежду из дорогих московских бутиков было почти нереально.

Таня была уже шагах в трех, когда мимо ее лица просвистел иударился о стену чемодан. Дверь вновь захлопнулась.

– Пипенция не в духе? – спросила Таня у Бульонова.

Тот подтвердил ее предположение грустным кивком.

– Хочешь, я к ней зайду и успокою? – предложилаТаня.

– Не стоит. Она тебя убьет. Меня убьет. Всех убьет. Наней опять ничего не сходится. Она утверждает, что кто-то сглазил ее вещи. Насамом деле она снова растолстела, но боится себе в этом признаться. Вотувидишь, с завтрашнего дня засядет на диету, будет питаться одними макаронами.Она от них худеет, как ее мамулька от ананасов, – сказал Бульонов.

Таня подумала, что Генка прав. Соваться к Пипе и правда нестоит. Интуитивная магия есть интуитивная магия. Ее всплески неподконтрольныдаже самой хозяйке.

Таня спустилась в Зал Двух Стихий. Все преподаватели ибольшинство учеников уже были там. Медузия ругала поручика Ржевского. Поручикопять пугал младшекурсников, новый набор которых состоялся всего две-три неделиназад, своими ножами в спине и прочими дебильными фокусами. На новичковпочему-то всегда действует такая дешевка, как вылезший глаз, плавающий в супе.

Поклеп нервно барабанил пальцами по столу. Ему было неловко.Рядом в бочке сидела Милюля и жадно терзала белыми зубами еще живую сельдь.Если рыба билась, Милюля надкусывала ей голову и выпивала мозги. ДоцентГоргонова косилась на русалку и удрученно качала головой. Она не былабрезглива, но все же считала, что русалкам стоит питаться отдельно.

– Недавно подарил ей на день рождения аквариум сзолотыми рыбками. Очень уж просила. И угадайте, что Милюля с нимисделала? – натянуто засмеялся Поклеп.

Медузия холодно прищурилась.

– Передайте мне соль, Клепа! – попросила она.

Поклеп передал соль.