он пострадал от талисмана, но, похоже, спрятался. Дождь прекратился. Луна висела низко, жёлтая, раздутая — того и гляди лопнет, как перезрелый плод. Сун Юньхао снова попытался позвать Гунпин и почувствовал слабый отклик, будто дао была обёрнута в семь слоёв ткани со скрывающими от глаз узорами. Лучше, чем ничего, но всё равно он не видел Гунпин и даже не мог определить направление.

Деревьев как будто снова стало меньше, но что-то странное творилось с землёй: она то вспучивалась, то проваливалась ямами. Не то корни, не то кости ворочались в глубинах.

Сун Юньхао ощутил сладко-кислый вкус на губах. Не только яблок — ещё каких-то ягод, которых здесь не росло: вишни, шелковицы. Вкус его детства в Цичжоу, сладковатый запах его детства. Шелковица рано поспела в год большого мора, а собирать было некому.

— Спишь, братец? — шепнула лисица за спиной.

Он стремительно обернулся, проклиная свою нерасторопность: эта, может, не нападёт, а кто-то другой уже давно вспрыгнул бы ему на плечи, стал рвать зубами плоть.

Лисица остро пахла мокрым зверем — это было лучше сладости. На первый взгляд молоденькая девушка, она поддерживала человеческую наружность не слишком старательно — даже обычный смертный сразу заметил бы голодные сверкающие глаза и когти на босых ногах. Она куталась в рваный плащ; юбка жуцюня была заляпана грязью — кажется, ей повезло ещё меньше, чем Чжан Вэйдэ.

— Ну? — лисица оскалила мелкие острые зубки.

Сун Юньхао разжал кулак и показал ей подвеску. Лисица быстро облизнулась.

Он спросил строго:

— Где?

Она ткнула левой рукой вниз, в направлении одного из деревьев. Сун Юньхао глянул туда, но ничего не увидел. Лисица со злостью ткнула снова. На худом запястье яростно закачались дешёвенькие детские браслетики.

— Это иллюзия, болван. Думаешь, так просто рассмотреть? Верни яшму!

— Верну, как увижу клинок.

— Ничего ты не увидишь, слепой человечишка, если я не помогу. Отдавай!

Подвеска была полна иньской энергии, но служила скорее для помощи хозяйки, а не для причинения зла смертным. Сама же лисица была молодая — двухсотлетняя, а то и помладше, не особо сильная, а теперь и изрядно измученная. Вряд ли она горела желанием драться с Сун Юньхао в грязной луже.

Он швырнул ей безделушку. Лисица быстро утянула подвеску под плащ, буркнула: «Так-то лучше» и слетела вниз. Сун Юньхао спрыгнул за ней.

Она, видно, успела приладить подвеску к поясу, потому что из-под плаща лилось розоватое свечение. Лисица поймала свет в ладонь и швырнула небрежно, как детский мячик, но угодила точно в корни нужной яблони. Свечение поползло вверх по стволу и вниз, под землю, и из бездны Сун Юньхао почувствовал немой вопль клинка.

— Откликнись, — сказала лисица. — А то её скоро совсем засосёт.

Собрав все силы, Сун Юньхао выкинул вперёд руку со сложенными в знаке призыва пальцами и позвал Гунпин снова. Увидел слабый металлический блеск в глубине.

— Лучше копай, — посоветовала лисица ехидно. Она стояла на одной ноге, зябко, по-девчоночьи поджав другую. Любопытство не позволяло ей вернуться на крышу. Или страх.

Сун Юньхао окончательно убедился, что она не станет нападать, и позволил себе забыть о ней. Он не торопился, как бы ни хотелось, тянул медленно, плавно, точно огромную рыбину из омута. Отчего-то он был уверен, что второго шанса не будет и лучше промедлить теперь, чем потерять Гунпин навсегда.

Она была с ним рядом семнадцать лет. Куда дольше, чем хоть одно живое существо из плоти и крови. Гунпин была безжалостна и послушна.

Мечи Сун Юньхао уважал, но так и не полюбил. Тяжёлый, заточенный с одной стороны клинок дао рассекал тьму надёжнее.

Гунпин так просто не похоронишь у корней. Она медленно взрезала кованым телом мясистые пласты. Земля всасывала без разбора всё податливое, мягкое, недолгое, плоть человеческую, звериную, плодовую, но металл сам мог распороть эту жадную глотку.

Сун Юньхао чуть не закричал, когда почувствовал привычную тяжесть, но только хрипло выдохнул и стиснул ладонью рукоять. Другой рукой провёл над клинком, очищая от грязи и ошмётков тёмной ци. Сила лисицы соскользнула с Гунпин сама, не желая столкновения, рассыпалась красно-розовыми огоньками и потухла.

— Спасибо, — сказал Сун Юньхао.

Лисица перепрыгнула с одной ноги на другую.

— Теперь ты можешь убить Падалицу?

— Что это?

— То, что отравило здесь землю. Она приходит в сад и прикидывается каким-нибудь деревом или кустом хризантем. А под землёй ползёт зараза.

— Я думал, ты хочешь избавиться от зеркала.

— Хочу, но тут нужен инструмент посильнее, чем твой тесак. А без Гнилушки нам будет проще убежать. Она пользуется зеркалом, чтобы подчинять других.

В доме пронзительно закричали.

В один прыжок вновь оказавшись в главном зале, Сун Юньхао разрубил ещё одного мертвеца и вытащил из-под нижней половины его тела Чжан Вэйдэ.

— Ты куда полез? — заорал Сун Юньхао.

Чжан Вэйдэ медленно опустил крепко прижатые к лицу ладони.

— Тебя не было слишком долго, — сказал он жалобно. — А оно всё воет.

Новый мертвец оказался мужчиной в дорогих одеждах. Неужто господин Лю? Сун Юньхао почему-то думал, что его не отыскать вот так запросто.

Но что-то в главном зале теперь было не так. Он перевёл взгляд на мятую ткань на полу — трупа под нею не было.

— Где тело госпожи Лю?

— А должно быть ещё одно? — удивился Чжан Вэйдэ. — Тут был только хозяин.

Лисица перепрыгнула через порог, с опаской оглянулась и пнула отколотую голову дверного божка.

— Веди себя прилично, а то обратно вышвырну, — сказал Сун Юньхао. — А ты забирай, мне больше не пригодится. И возвращайся в кабинет.

Он вернул Чжан Вэйдэ талисман и пошёл во внутренние комнаты. Здесь запах сделался почти нестерпимым. Избавиться от него было невозможно, даже заблокировав себе часть органов чувств, как будто вонь просачивалась прямо в голову.

Пол в спальне был залит кровью. Она вытекала из шеи служанки, которой оторвали голову, и тоже пахла сладко. Труп лежал ничком, неподвижно. Голова бессмысленно перекатывалась по полу взад-вперёд и глухо выла.

— Небеса, — выдохнул Чжан Вэйдэ, всё же увязавшийся за ним.

— Убирайся, — прошипел Сун Юньхао, но мальчишка застыл, потрясённый, только прошептал:

— Зеркало.

Зеркало из древней бронзы было здесь, в спальне. Его не прятали. Оно стояло на низком столике, на которых женщины держат свои шпильки, румяна и прочую ерунду — и обыкновенные зеркала. Это, правда, было очень маленькое, почти как ручное, слишком тусклое и тёмное для зажиточного купеческого дома. Оно не отражало, но поглощало отблеск свечей.

И госпожа Лю тоже была здесь. Она сидела боком у зеркала, будто собиралась поправить причёску, но