капитан команды, когда-то под его руководством случайно выигравшей первенство мира. Вот и все, а «Экип» пишет, что советская команда слишком рассчитывает на своего лидера. Де-зо-риен-тация! Вот как это называется на нашем профессиональном языке.

— Не хотите ли решить этот спор с самим Бобровым? — спросил вдруг француз с невозмутимостью истинного горнолыжника. — Он только что прошел мимо нашего отеля.

— Бобров? Где Бобров? — всполошился старый репортер, вскакивая с места.

Все кинулись на улицу. И Бобров, гуляющий вместе с Бабичем, внезапно оказался окруженным журналистами.

— Мистер Бобров, два вопроса, — решительно заявил старый репортер, мгновенно занимая самую удобную позицию. Он довольно правильно говорил по-русски, и только те, кто только что слушал его скороговорку, смогли понять по медлительности его речи, что каждая фраза стоит ему немалого труда. — Можно? Благодарствую… — И он, потрясая газетой, сказал: — «Экип» считает недостатком вашей команды то, что она слишком рассчитывает на ваши силы. Согласны вы с таким заявлением?

Бобров, привыкший к напористости и бесцеремонности иностранных репортеров, и бровью не повел, выслушав старичка.

— Наша команда рассчитывает только на одно, — ответил он, — на свои силы, и если вам недостаточно моего мнения, то его может подтвердить мой друг Евгений Бабич.

— О, нам совершенно достаточно вашего авторитетного мнения, — поспешил его заверить старичок и торжествующе поглядел на своих коллег, предоставивших ему полную инициативу. — В Стокгольме вы были признаны лучшим в своей команде. Как вы оцениваете свои силы теперь?

— Об этом судить не мне, — ответил, улыбаясь, Бобров. — Нам и вам осталось ждать недолго. Игра покажет.

— Отличный ответ, — восхитился старичок, — очень отличный ответ! В таком случае разрешите мне превысить установленную норму и задать еще один вопрос.

— Пожалуйста.

— Какую пятерку своей команды вы считаете самой сильной? Конечно, первую?

— Все наши пятерки одинаково сильны, господа, и вы, надеюсь, в этом убедитесь, — сказал Бобров и двинулся дальше по улице.

— Вот, Евгений, — сказал Бобров, когда они отошли подальше от отеля «Савоя», — если бы два года назад меня спросили, какая из наших пятерок сильней, я ответил бы так же, как и сегодня, но про себя подумал бы: «Конечно, наша, первая». А сейчас мы стали играть слабее или молодежь сильнее — не знаю, но мы все равны.

— Да, Всеволод, старикашка пытался прижать тебя к самому борту, — сказал Бабич. — Что ему было нужно?

— Судя по всему, дело в какой-то заметке. Он все газетой размахивал… Постой, постой!.. С чего он начал?.. Мои силы, — и, сразу помрачнев, сжав губы, заключил: — Все ясно. Хоронят! Вот чего им надо от меня. Списать хотят в резерв. Надеются, что не тот уже Бобров, что был в Стокгольме.

— Да что ты, Всеволод, с чего ты это взял? — попытался изобразить удивление Бабич. Он хорошо знал уязвимое место своего друга.

Кто из спортсменов не думает о неизбежном конце и кто может с этим примириться? И поэтому, думая о нем, сознавая всю неизбежность его, каждый спортсмен отодвигает свой уход со спортивной арены в какое-то очень далекое абстрактное будущее, и чем это будущее ближе, тем оно кажется дальше. И вдруг (здесь никогда не обходится без «вдруг») вот он, где-то совсем рядом, оказывается, конец спортивного пути.

Казалось бы, что могло тревожить Боброва после блистательной победы в Стокгольме? Он был признан лучшим нападающим мирового чемпионата, и ему хотелось вспоминать уже прошедшие схватки, а не думать о будущих. Но как о них не думать, если тут же, сразу после победы, надо было готовиться к новой встрече

С канадцами. Канадская пресса немедленно зазвонила во все колокола о национальном бедствии. Газеты писали, что команда «Линдхэрст» из Торонто, на базе которой была сформирована команда, выступавшая в Стокгольме, значительно слабее других и что на первенство мира 1955 года должна быть послана команда с самым сильным составом игроков. Потом из-за океана пришло сообщение: против русских будет выставлена команда «Пентинктон», победительница кубка Аллана и национального первенства. Журналисты жаловались, что не могут установить, какими игроками будет усилен «Пентинктон», так как все заседания хоккейной ассоциации проходят при закрытых дверях, но им досконально известно: стоит вопрос о покупке нескольких русских хоккеистов и в первую очередь Боброва.

А советские хоккеисты, несмотря на то, что уже было в разгаре знойное лето и шли подготовительные тренировки к новому сезону, к новой встрече с канадцами, все еще мысленно возвращались к зимнему Стокгольму, к борьбе, которую они вели там с канадцами. Что-то их ждет на льду Крефельда, Дортмунда, Дюссельдорфа, трех городов Федеративной Республики Германии, где они должны будут встретиться с «Пентинктоном»? Сможет ли Бобров остаться лидером своей команды, имея за плечами еще один прожитый год, и год нелегкий, а перед собой сильнейших хоккеистов Канады — страны, четырнадцать раз увозившей золотые медали чемпионов мира?

Много придется провести изнурительных тренировок, игр на первенство страны, международных матчей. Хватит ли на это сил? А из Канады приходили все новые и новые сообщения. Тренером «Пентинктона» назначен Грат Уорвик, бывший игрок сильнейших профессиональных команд американо-канадской лиги. Вместе с двумя своими братьями, Диком и Биллом, он составит первую тройку нападения. В команде много бывших профессионалов, имеющих огромный опыт, мастеров резкой силовой игры, быстрых и неутомимых. Значит, надо быть готовыми к самой тяжелой, самой изнурительной борьбе, а для этого необходимо трудиться и трудиться, не жалея сил.

И Бобров трудился с молодежью наравне. Он внес немалую лепту в победу своей команды на розыгрыше первенства страны, забив наибольшее число шайб — двадцать пять, он участвовал в целом ряде ответственных международных состязаний, и, казалось бы, все его опасения были напрасны. Но когда началось мировое первенство и советская команда двинулась в свой победный путь, не отставая ни на одно очко от канадцев, Бобров почувствовал, что с каждой игрой убывает его свежесть. Напряжение исключительно насыщенного соревнованиями сезона давало себя знать. Все труднее было ему держать в руках все нити борьбы, вступать в игру в самые острые моменты матча, все меньше сил прибывало в короткие минуты отдыха, а минуты игры казались все длиннее. Со стороны это, может быть, и не было заметно: Бобров по-прежнему оставался Бобровым, он организовывал атаки, забивал шайбы, поддерживал молодежь и на поле и на скамье во время отдыха, и, может быть, только Бабич и Шувалов видели, как трудно приходится их капитану.

Особенно тяжело далась Боброву и Бабичу игра с командой США. Советские хоккеисты впервые встретились с американцами, с их грубой, подчас просто опасной игрой. И, как уже повелось издавна, все шишки посыпались на Макара.