Не будет сегодня на льду первой тройки. А как она нужна была бы, как помогла бы сплотить команду! Ведь для победы над шведами при создавшихся условиях нужен особый подъем, то коллективное вдохновение, которое трудно создать даже самому опытному капитану, особенно если он участвует в игре не на поле, а у своего телевизора…

Боже, какой же жесткой, словно утыканной гвоздями, показалась Боброву его уютная тахта! Но разве легче Бабичу, хоть и сидит он на скамье игроков? Бабич в пальто, вместо боевого шлема на голове его кепка. Вот он мелькнул на мгновение на экране телевизора, и у Боброва сжалось сердце. Самоотверженный Макар за бортом, не поставили его в команду. Сегодня вся их тройка за бортом. И тревога с новой силой сжала его сердце.

Не сводя глаз с телевизора, следил Бобров за началом игры, в особенно острые моменты он забывал о том, что сидит дома. Шведы все время сбивали темп игры советских хоккеистов. Об этом говорил внутренний метроном Боброва, отсчитывающий удары где-то в его груди.

Шведы незаметно снижают темп, замедляют его, и вот уже сами начинают атаки. Быстро меняются пятерки, и с каждой заменой становится все более ясным замысел соперников: шведы выпускают тройку Тумбы против самой несыгранной тройки Уварова, Костырева и Гребенникова. Надо активнее действовать остальным двум пятеркам, но пятерка Гурышева позволила Нельссону спокойно забить шайбу. Ничего не может сделать молодая тройка Локтева, Александрова, Черепанова. А вот и Тумба на льду. Прорвался к воротам Мееття. Вот он направил шайбу Линдстерму. И тут же красная лампочка вспыхнула над воротами советской команды.

Еще не кончился первый период, а счет уже 2: 0. Неужели проиграли? Нет, Бобров не верит этому. Команда еще покажет себя. И когда на тринадцатой минуте второго периода Локтев, Александров и Черепанов начали стремительную атаку, когда Александров забил ответную шайбу, Бобров не выдержал и, забыв о больной ноге, вскочил и пустился в пляс.

— Молодец, двойничок, молодец! — кричал он. — Продолжай в том же духе!

Восемь минут советская команда играла так, как играла все шестьдесят на олимпийском стадионе. Бьет Трегубов — красная вспышка, Бьет Хлыстов — красная вспышка. Бьет Сологубов — красная вспышка.

Давно ли на щитах стояли две цифры 2:0. Теперь там стояло 4: 2. Что же было потом? Что могло быть потом? Даже чутье Боброва подвело его на этот раз. Потом могла быть только победа… Но потом был третий период, потом были атаки все той же тройки — Юханссон, Мееття и Линдстерм, тройки, которая должна была бы встретить на льду Боброва, Бабича,

Уварова, а вместо них нашла Уварова и двух молодых, несыгравшихся друг с другом хоккеистов. Тумба и его молодые товарищи решили судьбу мирового первенства, отквитав две шайбы, сведя матч к столь желанной для шведской команды ничьей, которая была равносильна полноценной победе.

Чем же мог утешить себя Всеволод Бобров, выключив, наконец, телевизор? Тем, что, даже не участвуя в последней игре, он был первым среди всех нападающих мирового первенства, забив 13 шайб? Тем, что его молодой ученик, его двойник Александров, отстал от него не намного, всего на две шайбы? Тем, что не случись с его ногой такого, первая тройка, наверное, не дала бы тройке Юханссона добиться этой ничьей, как не дали три советские пятерки в 1954 году канадцам использовать свое лишнее очко?

Нет, все это не уменьшало горечи неудачи. Что же теперь делать? Подсчитывать боевые отметины и забитые шайбы? Подводить итоги? Громогласно объявлять о том, что время Боброва истекло?

Какая чепуха! Нет, вот теперь-то нечего и думать об уходе со сцены. Нет, теперь надо немедленно начинать подготовку команды к мировому первенству 1958 года, к поездке в Осло. И разве так уж важно, какая будет его роль в предстоящей работе? Важно одно, чтобы его опыт не пропал, чтобы он стал достоянием многих молодых игроков, наследников хоккеиста Всеволода Боброва.