Пожалуй, в собственном организме Лента не беспокоило ничего, кроме разгорающегося вулканом беспокойства за девушку Мину. Это чувство было новым, вернее, хорошо забытым старым. Да, он беспокоился о той, кому довелось столкнуться с яростью разочарованного Демона, но беспокоился не просто так, а особенно: как раньше беспокоился об Анне. Стало остро неуютно – ему срочно требовалась информация, и верная боевая подруга Любочка, даже будучи ходячим архивом родного сыскного агентства, помочь ему сейчас не могла.

Запустив по привычке руку в шевелюру, он приготовился застрять пальцами в жёстких завитках и хорошенько раструсить посиневшие мозги, чтобы не расслаблялись, но пальцы проскользнули сквозь шёлк послушных длинных прядей на удивление быстро, и он с недоверием воззрился на русый локон без признаков седины. А глаза уже зацепились и никак не хотели отрываться от ладони, его ладони, но не грубой и обветренной, каковой она должна быть, а неприлично гладкой и ухоженной для его возраста и профессии.

Любочка поставила стакан на тумбочку, рядом с телефоном, и достала блокнот:

– Пройдёмся по платежам, Лаврентий Петрович?

От ежедневной процедуры кредитного контроля, процесса неизбежного для любого частного предпринимателя, он не уклонялся даже в командировках. Если личный контакт оказывался невозможным, Любочка аккуратно снабжала его краткими отчётами по электронной почте. Однако на этот раз его внимание никак не желало фокусироваться на должниках, он рассматривал стакан воды и незнакомый айфон. Точно не Любочкин. Его контора снабжала сотрудников дешёвыми трубками Нокиа.

Отметив некоторую закономерность среди прозвучавших имён, и рассеянно предложив Любочке замкнуть пару кредиторских задолженностей на одну дебиторскую – пусть сами разбираются внутри клана, – хотя этого он, конечно, не сказал, помощница ничего не знала ни о каких кланах, – он неожиданно и довольно строго попросил её выйти, и лишний раз порадовался её умению не задавать вопросов – второму божьему дару после умения заваривать кофе в джезве. Объясняться времени не было. Информация требовалась срочно, и он надеялся, что чужой телефон совсем не напрасно лежит на тумбочке у изголовья его кровати.

Как раз в тот момент, когда Любочка плотно прикрывала за собой дверь, в ответ на вызов единственного сохранённого номера, из трубки донеслось уверенное:

– Сын!

– Отец… – раздражение пришлось сдержать. Нужно привыкать, теперь их связывают не только узы крови, но и устав клана. – Что с девушкой, отец?

На том конце засмеялись. Всё как всегда. Лёгкость по отношению к проблемам, не имеющим прямого касательства к его собственным, то есть к интересам ныне отставного советника Британской Короны Питера Скорза, давно перестала обижать его единственного сына.

– Только очнулся и уже девушка? Лаврентий, ты неисправим.

Расшаркиваться в любезностях и ничего не значащих ремарках для поддержания светского разговора Ленту не хотелось, но что-то внутри принимало правила новой игры, и он ответил отцу в тон:

– Возможно, и тебя она заинтересует. Я, знаешь ли, нашёл очаровательной её квартирку под крышей, а особенно дыру в мембране, открытую никем иным, как самым настоящим чёрным.

Пауза была короткой, но Лент почувствовал, что отца он заинтересовал:

– Ты видел его своими глазами?

– Ближе, чем тебя когда-либо. – Ему хотелось кричать и требовать, но единственно верным способом общения с его отцом было подначивание, так называемый дружественный стёб, хотя никто так и не объяснил Ленту, что общего между стёбом и дружбой. Собственно, в случае с его отцом, значения это как раз и не имело. Главное, заставить родителя задуматься.

– А она? Она тоже его видела?

Знать бы! Но как ни хотелось Ленту ответить «не знаю», делать этого не стоило. Такие вопросы нужно просто пропускать, что он и сделал.

– Как я попал в Нёйи-сюр-Сен, отец? – разговор был самым обычным, без видео сопровождения, но Лент мог поклясться, что отец равнодушно пожал плечами:

– На неотложке. Мы нашли тебя в приёмном покое Хотель-Дьё. Как только я почувствовал выброс силы, сразу же послал за тобой в твой московский офис, но там, как ты догадываешься, тебя не оказалось. Пришлось искать через gps-трекер.

– Фи. Не верю, – игра затягивалась, но поторапливать отца всегда выходило дороже, и Лент просто ждал, подбрасывая хвороста в костерок.

Трубка хмыкнула.

– Правильно делаешь, что не веришь. На том хламе, что называют телефонами в твоей конторе, эта функция если и существовала, то давно вышла из строя. Я не владею сетью информаторов, как ты, мой дорогой сын, но клан не без добрых людей. И ты прав, я продолжу наводить справки. Надеюсь, за ужином мы сможем обсудить твой вопрос в деталях.

Понятно, что отец говорит о девушке, а не том, как сын попал в госпиталь, но почему за ужином?

– Ты в Париже? – Ленту совершенно не хотелось видеть влиятельного родителя, но он постарался передать голосом приятное удивление.

– Разумеется, нет! – воскликнул тот, вплетая в ответ сложную фразу на английском языке о милостивом боге и благословенной королеве. – Я жду тебя у себя, на Коннот Сквер!

– В компании с капельницей, я полагаю, – неужели отец не посчитается даже с состоянием его здоровья?

Трубка булькнула смешком и сообщила вполне серьезно:

– Не выдумывай, сын, ты совершенно здоров и, насколько я понимаю, отвратительно молод. Жду тебя к восьми!

В том, что разговор был окончен, сомневаться не приходилось. Об этом красноречиво свидетельствовал мёртвый экран телефона. Тащить человека в Лондон за единственным ответом, в этом был он весь, его чужой и практически незнакомый отец, полторы сотни лет украшающий своим присутствием и, что немаловажно, советом различные монаршие дворы Европы. Интересно, куда он сунется после Елизаветы? Времена смены жизней путём смены фамилий прошли. Но этот вопрос интересовал Лента куда меньше, чем последнее замечание выжившего из ума старика.

Одним движением он сорвал с тыльной стороны ладони нагромождение из иглы и пластика, и легко спрыгнул с кровати. Босые ноги, почувствовав прохладу линолеума, сами собой направились к заветной двери, без которой не обходится ни одна уважающая себя больничная палата, если, конечно, вы оказались счастливым обладателем стандартного пакета синих. Да, ему не мешало освежиться, но гораздо более важной сейчас представлялась ему высокая вероятность обнаружения в ванной комнате нужного ему предмета.

Найденное над умывальником, настенное зеркало притянуло его к себе, вовлекло, проглотило и выплюнуло, но уже не собой, а совершенно новым, чужим человеком. Если и знакомым, то только по старым чёрно-белым фото, которые он прятал одинаково глубоко как на антресолях своей московской квартиры, так и в кладовых своей памяти. А ещё он помнил себя таким глазами Анны.

«Я стану! Стану твоей ведьмой! Вот увидишь! Ты же сам говорил, что ведьмы только к пятидесяти входят в силу!»