Ладно, сам.

Он рассовал по карманам шарики с пылью кланов – какой-никакой, а дополнительный оберег – и не удержался: глянул на себя через зеркало её глаз. Может, он и старик, конечно, но со спины и не скажешь. Без физических упражнений такие, как он, остаются редко – нечисть расслабиться не даёт. Но дело даже не в этом – Мина «распространила любовь на пациента» и, что ни говори, а призма любви – это удивительно приятная вещь.

Пронаблюдав её глазами за тем, как приземистая груда мышц, расписанных темно-зелёной вязью, перешагнула через порог, он занялся осмотром. По левую руку оказалось зеркальное трюмо. Зеркало он разбил одним ударом кулака – риски дополнительных прорывов были ему сейчас ни к чему. По правую – кухонька, метра три, пустая во всех смыслах, ибо гости обосновались прямо по курсу – в единственной комнатушке, даже по Парижским меркам небольшой. Встроенный шкаф, комод, столик-книжка, двуспальная кровать и барахло (по всем поверхностям ровным слоем). Он отметил вскользь, что с деньгами у девчонок, должно быть, не густо – одна кровать на двоих… Но со вкусом – порядок: вид из окна стоил тесноты – нет ничего красивее парижских крыш. Разве что московские.

И снова перед глазами Анна. «Держи меня, держи!».

Он держал её изо всех сил там, у кухонного окна, за которым она вывешивала бельё, и даже не держал, а обнимал беззастенчиво. Она смеялась, и он резонировал. Она чистила его всегда, даже когда он спал. От грязи его работы, от суеты их коммуналки... – «Где ты опять вывозился, ведьмак?» – «Не называй меня так! Нет в русском языке такого слова» – «А я стану! И стану твоей ведьмой!». И снова смех.

Ведьмой Анна не стала, хотя бы потому, что это не переходящее звание и диплома по такой специальности нет. Рождённый светлым всегда останется светлым. Даже если станет очень странным, полюбив тёмного и вытянув из него все секреты.

Она любила жить. Этого не отнять ни у светлых, ни и тёмных – жизнь они любят одинаково, а вот то, что происходило сейчас здесь, в квартирке Мими и Додо, с жизнью, пожалуй, совместимо не было.

Пружиня на полусогнутых ногах, он поплыл навстречу смраду, обходя возможные ловушки. Ловушек могло и не быть, но поберечься стоило.

Двоих он увидел сразу, отдающие синевой, они клубились в солнечном свете. Довольно крупные четвероногие, возможно, волкодлаки, пока не понятно. Но он не ошибся, их всё же было трое, просто третий, совсем другой, сильный, «прятался» в шкафу. С таким же успехом он мог «прятаться» и за стеной, для неограниченных плотью это без разницы, и Лент очень надеялся, что глядя на него, все они, включая того, скрытого створками шкафа, отчётливо видят зелёный огонь его глаз, в полную противоположность зелёному светофору предупреждающий: «хода нет!».

И тут он понял, почему они не ушли.

Лент родился в смешанной семье, его мать была жёлтой. Жёлтый клан – самый слабый по силе – сам по себе давно растворился бы в прочих цветах спектра, но на стороне его членов всегда стояла красота и умение ею пользоваться. Воплощая в жизнь Елен и Василис Прекрасных, они не только выжили, но и по-своему правили миром. Правильно выбирая пары.

Мать Лента умерла в тысяча девятьсот девятнадцатом. Якобы от «испанки». Ему остались от неё киноафиши, множество афиш – жёлтые покоряют не единицами, а толпами и народами. И жёлтым не нужны «для работы» заклинания на феромонах.

Того, кто прятался в шкафу, Лент не видел, но чувствовал – что в его случае равнялось слову «знал». Это был тот, кто забрал его мать. Или не тот, но такой же. Разумный и злой, высший Демон из-за Черты, которому нечего делать в этом мире. И не ушёл он никуда потому, что Демоны не уходят.

Оценив запасы своей энергии, а они были невысоки, Лент совершенно чётко осознал, насколько это не имело сейчас значения – никто из живущих не справится с чёрным в одиночку. Много веков тому назад, захлебнувшись собственной силой, чёрный клан вывернулся наизнанку. Они покинули «здесь» для того, чтобы воплотиться «там». Возвращались они крайне редко, и никто не знал, что тянуло их в материальный мир. Возможно, их привлекали жёлтые, была такая теория. Поговаривали, что там, за Чертой, чёрным не хватало прекрасного, и они тянули недостающее из этого мира. Тянули с умом. Ведь если утащить с собой правильного жёлтого, то за ним потянется шлейф поклонения и любви, которого хватит на многие годы.

«Ваши пальцы пахнут ладаном и в ресницах спит печаль. Никого теперь не надо нам, ничего теперь не жаль» – память миллионов сердец.

Створка шкафа отъехала в сторону, и навстречу Ленту изнутри шагнул человек. Он был странно угловат для того образа высокого атлета, который вырисовывался в ещё не полностью сформированном теле. Лент смотрел на его длинные чёрные волосы, пытаясь рассмотреть меж прядей лицо, но не мог – Демон не закончил трансформацию. Однако медлительность его была мнимой, и обозначать она могла только одно – он не боялся своего противника. Демоны никогда не уходят от дыр. Вернее, они не уходят от дыр сразу, потому что для подселения в одного человека их сила слишком велика, да-да, никто из живущих не справится с чёрным в одиночку. Ни физически, ни ментально. Поэтому демонам приходится создавать свой собственный сосуд под каждый визит, комбинируя тела и силы.

Создавать, уничтожая.

Тело Лента привычно отреагировало на угрозу, собирая в районе солнечного сплетения энергию для удара, но его голова, находясь в состоянии покоя, продолжала анализ. Двух девчонок для материализации Демону показалось мало. То, как он фонил синевой, вполне могло означать, что тело милашки Додо послужило материалом для намеченного Демоном мужского тела. А вот то, что он не принял светлую, было странно. Возможно, не хотел примесей, только клановые цвета. И, конечно же, он не боялся Лента. Он его ждал. Холодная голова продолжала подсказывать, что складывать пальцы в карманах в фигуры заклинаний было так же бесполезно, как собирать энергию в солнечном сплетении. Для полноты чёрного цвета, Демону нужны все цвета тёмного спектра. Включая зелёный. И он возьмёт то, зачем пришёл. Боя не будет.

А лунный жук, оказывается, не только неуловимая добыча, он ещё и прекрасный охотник.

Шарик жёлтой пыли Лент всегда отправлял в правый карман. Оберег был помощью клана матери, положенной ему по праву рождения. В левом кармане лежала помощь синего клана, полученная взамен на договор о приоритетной защите. Хотя Лент мог получить его и по отцу, имел и такое право. Поскольку Лент родился зелёным не как наследственный, а от смешанного брака, и получил цвет по перворожденному закону смешения цветов, для него и таких, как он, всё расставляло по полочкам совершеннолетие. Не без исключений, но девочки исторически выбирали полочку жёлтую, если только не успевали увлечься прелестями жизни вольной ворожеи, а парней ожидали лавры воинов синей силы. Попадались среди них и нарциссы, то есть последователи жёлтой модели, но редко. В основном, зелёные мужчины из смешанных семей становились синими, то есть учеными, финансистами, политиками – сильными мира сего. Решение Лента примкнуть к синим по совершеннолетию было очевидным, как мир, но рассыпалось об Анну. Дочь военного, она появилась в их классе практически перед выпускными экзаменами. «Я стану твоей ведьмой!» – сказала она, и он остался зелёным, потому что ни синие, ни жёлтые никогда бы не позволили такого союза. А ведьмы приняли Анну, и было что-то ненормальное в этой женской солидарности и в их последующей дружбе. В том, как они дрались за Анну на Лысой Горе. В том, как брали с собой на шабаши. Они называли это борьбой за женское счастье, а он смеялся – ему было всё равно, как они называли то, что он ухитрился поймать. Его синюю птицу.