Да, это так. Пятьдесят лет для тёмного – это время силы. Анна вошла в него молодой, как настоящая ведьма. Надо сказать, неожиданно молодой для светлой. Видимо, не зря неустанно благодарила Алевтину за поддерживающие молодость эликсиры – у дружбы с тёмными есть свои плюсы.

Он выпрыгнул из воспоминаний и задумался. Время силы – это интересный феномен, не до конца изученный и иногда опасный. В случае с Лентом – определённо опасный. В пятьдесят он потерял Анну. И вот ему снова пятьдесят, спасибо смене силы, и он снова не уберёг женщину. Похоже, эта цифра поймала Лента в своих цепкие объятия, как кольцо перерождений ловит души.

Внимательно изучив отсутствие морщин у своих глаз, чётко очерченные губы и волевой подбородок, он провёл инспекцию ванной комнаты на наличие геля для душа и пены для бриться, удовлетворился найденным и через десять минут, не только помолодевшим, но и посвежевшим, очутился в палате лицом к лицу с полным человеком, белый халат которого в совокупности со стетоскопом на груди сигнализировал о его принадлежности к медицинской профессии. А вот и докто́р!

Человек благодушно улыбался в бородку и поддерживал руками немаловажный в его профессии живот. Была у Лента одна знакомая врач, наотрез отказывающаяся подкрашивать раннюю седину: «Я и так молодо выгляжу, – говорила она, – без седины мне больные вообще верить перестанут». Репутационная фишка. Лент мог поспорить, что этому доктору ничего не стоило справиться с лишним весом.

– Голубчик! Рад вас видеть в добром здравии, – на чистейшем русском языке поприветствовал Лента врач-бородач: – Признаться, я был немало удивлён вашим появлением. Каретой, в силу специфики, редко поступают такие здоровые люди.

Само собой на халате доктора тоже поблёскивала синяя нить, но он избрал форму общения, доступную всем присутствующим. Вероятно, с оглядкой на молнии в Любочкиных глазах.

– Разве я не просила вас не мешать, доктор?!

– Да-да, душа моя, просили, «Лаврентий Петрович занят, вы не можете войти!»… Не сердитесь на даму, уважаемый Лаврентий Петрович, подступы к вашей двери она защищала самозабвенно.

Теперь Лент его вспомнил. Они встречались. Врач имел прямое отношение к осевшей во Франции волне белой эмиграции. Офицер медицинской службы, кажется. Вот только из какого он поколения? Возможно, что и из первого, значит, современник его отца.

– Благодарю за приют. Я созвонился с отцом, он ждёт меня к ужину.

Средоточие добродушия, докто́р порозовел и всплеснул пухлыми ладошками: – Конечно-конечно, голубчик. Не смею задерживать. Нижайший поклон Петру Алексеевичу. Всегда ждём его у нас в Бюсси. Всегда! Так и передайте!

Доктор щёлкнул пальцами и самодовольно оглядел Лента с ног до головы, как если вы тот был произведением искусства, вышедшим из-под его руки, и, развернувшись на каблуках, направился к выходу. В палате осталась только Любочка, и Лента беспокоил её совершенно ошалевший взгляд. Сколько лет они работали вместе? Около двадцати. Она никогда не видела его на пике силы.

– Обещаю всё объяснить или хотя бы попытаться, – сказал он и постарался улыбнуться как можно мягче: – Любочка… – и струсил. Друзьям очень неуютно врать, он всегда предпочитал обходиться недомолвками. Вот не стоило ей приезжать! Но раз уж приехала…

– Любочка, я хочу, чтобы вы как можно скорее навели справки о танцовщице кабаре «Лидо» по имени Мина. Гражданка Америки. Уроженка Филиппин, вернее, тамошней американской военной базы. Возраст двадцать - двадцать пять лет, но поиск, возможно, придётся расширить, датой рождения я не поинтересовался. Используйте только наши каналы, без привлечения… международных коллег, – для иллюстрации последних слов он красноречиво обвел рукой палату.

Любочка включилась в работу сразу, отметая все ненужные эмоции, в ряды которых попало и удивление его обновлённой внешностью. Он перечислил ещё несколько примет, также старательно ею записанных, и завершил инструктаж так: – А сейчас поезжайте в аэропорт и отправляйтесь в Москву. Первым классом. Мы с вами, Любочка, разбогатели, – и приложил к губам палец: все вопросы потом.

Любочка снова не подвела – собралась в считанные секунды, сухо кивнула и выпорхнула за дверь, а он уверенно проследовал к стенному шкафу, ни секунды не сомневаясь, что найдёт в нём всё необходимое, причём, нужного размера. Он не ошибся и, облачаясь в тёмно-синий деловой костюм, задумался наконец над вопросом, который должен был, в теории, волновать его больше прочих. Зачем понадобился чёрному визит в этот мир?

Такие визиты случались очень редко и кардинально отличались от обычных прорывов, инициируемых неразумной, одержимой жаждой тактильных ощущений нечистью. С теми всё было просто. Нащупав ослабевшие от заклинаний тонкие места мембраны, мелкие духи, назовём их так, вываливались в этот мир и подселялись к случайным прохожим. Животным и людям, неодарённым силой, такое соседство обещало медленное угасание от какой-нибудь неизлечимой болезни. Тёмные выгоняли «гостей» быстро, если не сами, то с помощью зелёных. А вот светлые, в большинстве своём ничего не подозревающие о происходящем, будучи неоправданно наивными по отношению к собственной силе, слыли за Чертой лакомым кусочком. Получив «подарочек», они несли свою ношу годами, списывая невзгоды на обычное невезение.

С высшими Демонами всё иначе. Пожалуй, Ленту стоило освежить свои скудные познания о визитах чёрных в мир живых. Если не о случаях, то хотя бы о мотивах. Списать на них мировые революции, войны и перевороты он не мог. Во всяком случае, в тех немалочисленных инцидентах, которые пришлись на его век, все разрушители устоявшихся порядков (или те, кто стоял у них за спиной) происходили, насколько он знал, из синих.

Галстук скользнул вокруг шеи, руки сами собой выкрутили виндзорский узел – удобно. Что ещё он может делать вот так, на автомате, не задумываясь и не обращая на это внимания? Он попробовал по старинке собрать силу в груди для удара и не смог. Значит, рукоделия Алевтины теперь в безопасности – никакого огня из пальцев ему больше не добыть. Оставались руны и заклинания, прочно засевшие в памяти, с ними он ещё успеет разобраться и, возможно, приручить. Плохо, что к акинаку больше не тянуло – он точно знал, что меч не ляжет в его ладонь продолжением руки.

Для синего заговорённый зелёными метал – неподъёмен.

Отец не терпел французских вин, но Лент вспомнил об этом только на лондонском вокзале Сент-Панкрас, куда его домчал за пару часов скорый поезд из Парижа. Привезенная бутылка тут же отправилась в урну, а Лент отправился в магазин, благо лондонские вокзалы давно переросли в торговые центры. Быстро выбрал калифорнийское кюве и поспешил к стоянке чёрных такси.

Закованный в ограду, зелёный островок по центру площади Коннот Сквер, встретил Лента шелестом листвы (ничуть не пожелтевшей) и редкой перекличкой птиц, почти не слышной за шумом машин близлежащей Эджвер Роуд.

Но́мера дома он не помнил, но этого и не требовалось: только у одного из белоснежных таунхаусов с колоннами дежурила полиция. И не добродушные «бобби» в смешных шлемах, а подтянутые молодцы с автоматами наперевес. Правда, приглядевшись, Лент обнаружил, что одним из молодцев оказалась дама, но не суть. Всего лишь дыхание времени.