Низенький, кряжистый человек с глубоко посаженнымималенькими глазками не дал себе труда встать, когда в приемную комнатуВознесенского монастыря вошла худая, словно бы иссушенная невзгодами итревогами женщина. Осенила себя крестным знамением, попыталась было посмотретьна невежу свысока, надменно, однако против воли согнулась настороженно,поглядывала исподлобья, чуть ли не заискивающе.

Хотя… чего ей бояться? Что худшее может случиться с ней,кроме того, что уже случилось?

Слишком рано, совсем юной девушкой выданная замуж завсевластного и страшного государя, она очень скоро наскучила ему и превратиласьв забытую приживалку. Царь жаловал ее опочивальню своими посещениями так редко,что Марьюшка даже удивилась, когда поняла, что зачреватела. Это было счастье,это была благость Божия! Больше не придется со страхом ловить шаги за дверью:уж не идут ли за ней стражники, чтобы по приказу царя отвести неплодную жену вмонастырь и постричь насильно? Больше не придется с криком просыпаться откошмаров, в котором чьи-то руки налагают на ее лицо тяжелую подушку, подносят кгубам чашу с ядом или навязывают на шею жернов, прежде чем столкнуть в полынью.Теперь все это было в прошлом… но недолго длилось счастье Марьи Нагой, седьмойжены великого государя Ивана Грозного! Царь умер, оставив трон малоумному сынуФедору, а младшего, Димитрия, вместе с его матерью поручил опеке своего первогодруга Богдана Бельского, человека хитрого, смелого, но вместе с темблагородного.

Увы… И Бельского, и Нагих – родню Марьи, и всех прочихобошел Бориска Годунов – шурин царя Федора Ивановича, брат его жены Ирины.Годунов так обаял, так обошел молодого царя, столько ему в уши напел, что тотбезоговорочно поверил: и Бельский, и Нагие злоумышляют против законногонаследника. И вот на другой же день после смерти Грозного Бельский былотправлен в низовые города – якобы на воеводство, а на самом деле в ссылку,Нагие же вместе с Димитрием пустились в путь в Углич – подальше от Москвы…

И тогда Богдан Яковлевич Бельский понял, что Годуновспособен на все. Обиднее всего было старому вельможе, что именно он некогдапредставил царю своего молодого родственника, именно он содействовал бракуБориса с дочерью всесильного и страшного Малюты Скуратова. Да, не всякийрешился бы жениться на Марье Григорьевне [7], недаром потом о Годунове говорилитак: «Зять палача и сам в душе палач!» Этот «палач в душе» не замедлитсделаться им на деле, чтобы удержаться у трона. Ведь он овладел и душой, иразумом доверчивого, слабого Федора. Но всевластие Годунова простиралось лишьдо тех пор, пока Федор жив. Не быть ему спокойну, пока в Угличе подрасталследующий наследник русского трона. Ведь Димитрий, а вернее, его опекуны сметутГодунова с пути, лишь доберутся до власти, и не просто сметут, а оставят отнего лишь пятно кровавое. Ну не может, никак не может Годунов допустить, чтобыДимитрий остался жив!

И предчувствия не обманули Бельского: спустя пять лет ОсипВолохов, сын няньки царевича Василисы, а также дьяк Михаил Битяговский с сыномДанилой покусились на жизнь Димитрия, попытались ему горло перерезать. Этоувидел с колокольни церковный сторож и ударил в набат. Народ кинулся во двореццаревича. Все были убеждены, что Димитрий убит, и забили Битяговских иВолоховых до смерти. В поднявшейся суматохе Афанасий Нагой, брат царицы МарьиФедоровны, унес раненого мальчика и бежал с ним из Углича. Народу отвели глаза,похоронили пустой гроб. Ведь если признаться, что Димитрий жив, Годунов раноили поздно подошлет новых убийц! Приехали из Москвы расследователи во главе скнязем Василием Шуйским. Нагие думали, что тут-то им конец, однакорасследователи даже не пожелали взглянуть на мертвое тело. Немедленнопостановили, что царевич страдал падучей болезнью и сам себя зарезал, играя втычку. За то, что недосмотрели за ним, Нагие после пыток были разосланы подальним далям, Марья была насильно пострижена под именем Марфы в Богом забытомВыксунском монастыре… В ссылку отправились почти все угличане и даже колокол –тот самый, что оповестил народ о свершившемся злодеянии. За то он и пострадал:лишился ушек (точно государев преступник, коему рвут ноздри и режут уши,навечно клеймя позором!) и был отвезен в Сибирь – в Тобольск.

Не более пяти-шести человек знали, что Афанасий Нагойспрятал раненого Димитрия у бояр Романовых, ненавистников Годунова и родичейпервой жены Ивана Грозного, Анастасии Романовны Захарьиной. Но еще меньшенароду знали, что в Угличе покушались вовсе не на подлинного Димитрия!

Подмена была совершена еще раньше – по пути в Углич. Как разкогда хитромудрый Бельский решил обезопасить царевича от любых козней Годуноваи привез в Углич сына какого-то обедневшего до нищеты дворянина. ЗамыселБельского удался, но беда в том, что через двадцать лет, когда Димитрий заявило своих наследственных правах и пошел войной на Годунова, успевшего исполнитьсвою заветную мечту и нахлобучить шапку Мономаха, уже никто не мог толкомудостоверить его подлинную личность. Конечно, Бельский и братья Романовы, Федорда Александр, следили за жизнью юноши, который воспитывался сначала в глуши, удоверенных людей, не знающих, что за птенец подброшен в их гнездо, а потом былпомещен в Чудов монастырь, под присмотр настоятеля, отца Пафнутия. С егомолчаливого одобрения инок Григорий (таково было имя Димитрия в святомкрещении) воспитывался скорее как боярский или дворянский сын, а не как монах.С его же попущения сей инок однажды исчез из Чудова монастыря вместе с братомВарлаамом, желавшим непременно добраться до Святой земли, и вскоре оказался вПольше, где смог убедить сендомирского воеводу Юрия Мнишка, его зятьевВишневецких, а там и сейм польский с самим королем Сигизмундом, что он естьистинный сын Ивана Грозного Димитрий, а значит, законный царевич и наследникрусского трона. Польская армия, к которой вскоре примкнули русские войска идонские казаки, взяла Москву, Димитрий воссел на трон, с которого уже успелскатиться Бориска. То ли своей смертью он помер, то ли покончил с собой – Богего весть, собаке собачья и смерть! Про него так и говорили иноземцы: «Intravitut inlpes, regnavit ut leo, mortus est ut canis» [8].

Ходили слухи, что Димитрий – вовсе не царевич законный, арасстриженный монах Гришка Отрепьев. Но народ, обрадованный освобождению оттихого удушья, которым давил страну Годунов, жаждал услышать подтверждение: этоистинный, Богом данный царь! И услышать это люди хотели не от БогданаБельского, не от лживого Шуйского, который с равным пылом то клялся, что натроне сын Грозного, то уверял, что он самозванец. Уверить народ в истинностиДимитрия должна была его мать, инокиня Марфа, звавшаяся некогда царицей МарьейФедоровной Нагой.