Разговор за столом шел вяло, все то и дело по­глядывали наменя. Возможно, я их стесняла, потому что была в их компании новым человеком, авозмож­но, все дело в моей репутации. Райзман попытался разрядить обстановку ипринялся рассказывать анекдоты. Делал он это мастерски, граждане хохота­ли ивскоре оттаяли душой, я хохотала громче всех, чем, безусловно, вызвала уРайзмана симпатию. Бла­годарный слушатель – бальзам на душу рассказчика.Настороженность покинула его, и теперь он смот­рел на меня с откровенныминтересом, все больше и больше увлекаясь лицезрением моих достоинств. Отвнимания Анны Гориной это не ускользнуло, она поджала губы и теперь бросала наменя откровенно враждебные взгляды, вызвав беспокойство у Верочки, из чего язаключила, что они подруги или при­ятельницы.

Сафронов по большей части помалкивал и про­являл излишнююсуету, угощая гостей. Взгляд его то и дело обращался к пристани, мы ждали ужеполча­са, а яхта все не появлялась. Он не выдержал и по­звонил, выслушалкого-то и удовлетворенно кивнул:

– Сейчас будут.

И действительно, буквально через пару минут мы увидели яхту,на приличной скорости она при­ближалась к пристани.

Сафронов подозвал официанта с намерением расплатиться,остальные недружно поднялись из-за стола. Райзман оказался рядом со мной.

– Позвольте, я возьму вашу сумку, – предло­жил онс улыбкой.

Я позволила. Сафронов подскочил с тем же предложением, но,сообразив, что опоздал, неожи­данно расстроился. Мне это не понравилось, может,я зря согласилась на эту работу? В близком друге я не нуждаюсь, да и Сафроновне годится на эту роль, впрочем, я знать не знала, кто бы сгодился, но Райз­манвсе-таки был предпочтительнее.

– У вас немного вещей, – заметил он, кивнув на моюсумку.

– Путешествую налегке, – улыбнулась я.

– Как это не похоже на красивую женщину.

– Ага, – хмыкнула я. – Я вообще такая… непо­хожая.

Анна наблюдала за нами едва ли не с яростью. Должно быть,она имела на Райзмана серьезные ви­ды и восприняла меня как соперницу. Ее вещинес Сафронов. Она подхватила его под руку, чем удо­вольствия ему не доставила:его руки были заняты сумками внушительных размеров и нести их, когда на правомлокте виснет дама, затруднительно. Надо отдать ему должное, он с этим справилсяс честью и даже улыбался, только, встретившись со мной взгля­дом, страдальческисморщился.

Когда мы вышли на пристань, яхта уже при­швартовалась, намперекинули трап, возле которого стояли два дочерна загорелых молодых человека вшортах и пестрых косынках на головах. Им было лет по двадцать пять, и они смеломогли претендовать на звание “мачо сезона”. На дам они смотрели рав­нодушно, ите не замедлили ответить тем же, взира­ли на них как на прислугу.

На мне оба задержали взгляд, наверное, узнали. В восторг отэтого я не пришла. “Вот она – цена по­пулярности”, – подумала я с печалью.

Мы столпились на палубе, и Сафронов обратил­ся к нам:

– Предлагаю заглянуть в каюты, устроиться. А минутчерез двадцать соберемся на палубе.

Один из мачо суетился возле трапа, второй по­шел провожатьнас. Мы с Райзманом шли послед­ними, оттого мне досталась ближайшая к выходу напалубу каюта. Хозяин расположился рядом, а Райз­ман напротив, далее – Горина,затем Лапшины и на­против них Верочка. Никифоров прошел в следующую каюту. Каютя насчитала восемь. Выходило, что одна осталась свободной, хотя ее могли делитьмачо.

Проследив, кто какую каюту занял (должно быть, к миссиителохранителя я отнеслась гораздо серьезнее, чем мне самой казалось), язахлопнула дверь и огляделась. Особенно рассматривать здесь было нечего –квадратное окно с голубенькой штор­кой, каюта крохотная, как раз в ширину окна.Спра­ва полка, вроде тех, что в купе поезда, над ней еще одна, сейчас поднятая,слева откидной столик с ва­зочкой и одинокой розой. Шкаф с бельем и одея­лом,слева вроде бы тоже шкаф, но, заглянув, я убе­дилась, что это туалет, тут жешторка, которая пре­вращала крохотное пространство в душевую кабину. На всякийслучай я проверила: горячая вода есть, полотенце, гель для душа, все какположено. Кондиционер размещался над окном и в настоящее вре­мя работал, чему япорадовалась; день обещал быть жарким, и в этой собачьей будке я сойду с ума,ни­какое открытое окно не спасет.

Забросив сумку в шкаф, я плюхнулась на полку, думая о том,какие странные у людей фантазии. Вместо восьми клетушек, где невозможноразвернуться даже в одиночестве, не только вдвоем, могли бы сделать четыревполне сносные каюты. Видимо, у прежнего хозяина было полно друзей, а со средст­вамитуговато. По крайней мере на океанскую красавицу денег не хватало, вот иродилось такое чудо со всеми удобствами.

Тут за перегородкой включили воду, и я от не­ожиданностиподпрыгнула. Слышимость была по­трясающая. Впрочем, в данном случае этонеплохо, раз на меня возложена миссия по охране Петра Викентьевича. Если егокто-то задумает придушить, я непременно услышу. Опять же, совершенно необязательно проводить время в каюте, особенно когда прекрасная погода. Напалубе гораздо приятнее.

Решив, что это дельная мысль, я поднялась. Ед­ва я открыладверь, как соседняя тоже распахнулась, и улыбающийся Петр Викентьевич спросил:

– Устроились?

– Да.

– Может, посмотрим кают-компанию?

– С удовольствием, – ответила я, хотя и соби­раласьвыйти на палубу.

Кают-компания радовала глаз столом в центре, плюшевымидиванами, красными шторами и теле­визором на подставке. Больше при всем желаниисюда ничего не впихнешь. Десять человек способны здесь разместиться почти судобствами, но шестнад­цать (а именно столько лежачих мест, если моя каю­таточная копия всех остальных), так вот, шестнад­цать напоминали бы селедок вбочке.

– Очень мило, – заметила я, сообразив, что хо­зяинчего-то ждет.

Он вновь улыбнулся и остался доволен. Из лю­бопытства яраспахнула дверь напротив и обнаружи­ла там крохотную кухню, в которой в настоящиймомент тучная женщина лет пятидесяти что-то го­товила.

– Здравствуйте, – улыбнулась она мне вполнеискренне, хотя я в таких условиях была бы способна разве чточертыхаться. – Обед будет через час, – за­явила она Сафронову, когдаон заглянул вслед за мной.

– Очень хорошо, Тамара Ивановна. Вы знаете, ОльгаСергеевна, это подруга моей мамы, – счел нужным сообщить он. – Онивместе в детском саду работали. Тамара Ивановна поваром, а мама у менямедсестра. До сих пор дружат. И когда мне необхо­дим повар, Тамара Ивановна неотказывает, хотя два года на инвалидности. Чудесная женщина, а ка­кой борщготовит… – Он мечтательно закатил глаза.