Дойдя до конца пристани и не обнаружив вбли­зи ничегопохожего на яхту, я совсем было решила, что Сафронов передумал и отменилмероприятие. Я достала мобильный из сумки с намерением позво­нить, но тутуслышала его голос:

– Ольга Сергеевна!

Я обернулась и увидела, как он бежит по при­стани в моюсторону, изрядно запыхавшийся, покрасневший, в светлых брюках и пестрой рубашкенавыпуск. Сейчас он еще больше походил на колобка.

– А мы вас ждем возле шлагбаума, – с виноватойулыбкой сказал он. – Я думал, вы на машине.

– Я не знала, что здесь есть стоянка, вот и при­ехалана такси.

Он пожал мне руку и заулыбался:

– Пойдемте, все уже собрались, здесь неболь­шойресторанчик, очень милый. Яхта подойдет че­рез несколько минут, я только чтозвонил.

Ресторан в самом деле выглядел на редкость привлекательнодля заведений подобного рода. На открытой веранде горшки с цветами и настоящаяпальма. Клетчатые скатерти, ковровая дорожка и мозаичное панно во всю стену, толи змея с крылыш­ками, то ли дракон-дистрофик. Скорее всего пос­леднее, потомучто надпись на фасаде гласила – “Речной дракон”.

За большим столом сидела компания, несколько мужчин иженщин. Мы подошли, все дружно огля­нулись в нашу сторону и заулыбались, а ПетрВикентьевич торопливо заговорил:

– Знакомьтесь, пожалуйста. Это Ольга Сергеев­наРязанцева.

Дамы встретили меня с настороженным любо­пытством, мужчины синтересом, чему немало спо­собствовала моя популярность в родном городе. Наслужбе у Деда мое имя часто мелькало в местных но­востях, пару раз губернскиегазеты разразились в мой адрес гневными обличениями с фотографией на развороте,что меня, признаться, не особо радо­вало, но кто ж моего-то мнения спросит?

Я растянула губы в улыбке, демонстрируя боль­шую радость, аПетр Викентьевич, немного волну­ясь по неясной причине, продолжилпредставление.

– Горина Анна Ивановна, – указал он на брю­нетку свнешностью роковой женщины. Должно быть, очень высокая (сейчас, когда онасидит, точнее не скажешь), худая, с большим, явно силиконо­вым, бюстом, огнем вочах и с пухлыми губами, то­же силиконовыми. Она высокомерно кивнула, быстроокинула меня взглядом с ног до головы и едва заметно нахмурилась. Япорадовалась, что не по­нравилась ей, значит, выгляжу неплохо. – Это Ве­рочка,Вера Ильинична, – перешел Петр Викентье­вич к большеротой блондинке, таприветливо пома­хала мне рукой. – Мы с ней старые друзья, – счелнеобходимым пояснить Сафронов. – Лапшин Ген­надий Яковлевич, вы о немнаверняка слышали, его супруга Валерия Николаевна. Райзман Артур Борисович, аэто Никифоров Павел Сергеевич. Ну вот, теперь можно выпить кофе.

Сафронов подозвал официанта и с заметным об­легчениемустроился на стуле, предварительно уса­див меня. Я с удовольствием выпила кофе,приглядываясь к собравшимся и стараясь делать это неза­метно. Не похоже, чтобыздесь встретились старые друзья. Мужчины слишком заинтересованно погля­дываютна дам, дамы слишком напряжены, не рас­слабляются, держат спину прямой, улыбкикак при­клеенные, а взгляды, обращенные друг к другу, ядо­витые.

Анна Горина, роковая красотка, интереса у ме­ня не вызвала,с ней более-менее ясно. Наверняка ищет богатого мужа, смотрит высокомерно,нацели­лась на Райзмана, села рядом и колено сдвигает в его сторону, уже парураз успела задеть его ногу, оголи­ла плечико. Приемы грубоватые, нодейственные.

Верочка была мне симпатична. Похоже, дейст­вительно старыйдруг Сафронова, улыбчивая и в об­щем-то равнодушная. Кажется, у них роман сНикифоровым, но скорее всего он уже близок к концу. Она смотрит на него слишкомдружески, а в глубине зрачков таится насмешка. Когда любимый не вызы­ваетвосторга и гордости, это верный признак, что все движется к завершению.

К Никифорову я приглядывалась особо: он был крупнымпредпринимателем, по слухам чуть ли не миллионщиком, однако у меня эти слухивызывали сомнения. Занимался он, насколько я помню, всем понемногу: имелбензозаправки и сеть магазинов “Сладкоежка”. Намекали на некие грехи его моло­достии связи с уголовным миром: якобы на их сбе­режения развернулся и сейчаструдится бок о бок с братками, отмывая их денежки. Но это лишь ничем неподтвержденные слухи, вполне возможно, распускаемые врагами (а у такого парняврагов должно быть пруд пруди). По крайней мере внешне Павел Сергеевич выгляделв высшей степени прилично и даже интеллигентно. Блондин с приятным лицом имужественным подбородком. Пожалуй, его можно было бы назвать красивым, если быне ранняя лы­сина, которую он безуспешно пытался замаскиро­вать. Рука его поройнепроизвольно тянулась к ней, проверяя, как лежат волосы. Стало ясно, это “боль­наямозоль”.

Райзман, напротив, был так волосат, что выгля­дел почтикомично, напоминая одетую обезьяну. Рубашка с короткими рукавами позволялаполюбоваться конечностями, сплошь покрытыми густой шерстью. Руки у него былисильными, с хорошо развитой мускулатурой, а грудь широкой, навевающей греховныемысли, в том смысле, что от мужчин с та­кой мускулатурой ждешь чего-тоособенного. А вот ладони у него выглядели по-женски ухоженными, неестественнобелыми для начала лета, с безупреч­ным маникюром, и это сбивало с толку. Янемного покопалась в своей памяти, но ничего связанного с фамилией Райзман необнаружила, хотя мне она по­казалась смутно знакомой.

Лапшина можно было характеризовать двумя словами:“интересный мужчина”. Лет сорока, высо­кий, спортивный, немногословный ивежливый. За всем этим чувствовалась уверенность в себе и досто­инство,переходящее в легкое презрение к тем, у ко­го этих похвальных качеств нет. Нажену, которая сидела рядом, он именно так и погладывал: снисхо­дительно, стщательно скрываемой насмешкой, хотя она такого отношения, с моей точки зрения,не заслуживала. Женщина была красива, безусловно ум­на, взгляды мужачувствовала и отлично все пони­мала. Похоже, она его любила, а свою печаль тща­тельнопрятала, скорее всего из гордости, не желая признаться, что чувства мужа к нейпретерпели из­менения не в лучшую сторону. Впрочем, внешне все выглядело вполнеприлично. Геннадий Яковлевич уделял внимание жене, сопровождая свои действиязаботливым “дорогая”, и в этом было что-то покаянное, точно он знал за собойвину и пытался ее за­гладить, и вместе с тем не в силах был избавиться отлегкой насмешки в глазах, точно мстил ей за что-то и сам этого стыдился.

Компания подобралась занятная. Четверо муж­чин и четыреженщины, включая меня. Тут я сооб­разила, что не просто так таращу глаза, а снеким умыслом: прикидываю, кто из присутствующих мог иметь к Сафроновупретензии или недобрые чувства. Выходит, его тревога все-таки нашла отклик вмоей душе. Я мысленно усмехнулась и покачала головой.