– Яночка, это ты? – Незнакомец смотрел на меня с такимужасом и с такой жалостью, что мелькнула мысль: если я останусь жива, тоникогда не подойду к зеркалу. Ничего хорошего я там не увижу. – Девочкамоя! Зайка, это ты?

Если бы я была способна говорить, то, конечно, ответила быэтому мужчине, что меня зовут Аня, но я не могла произнести ни звука. Я немогла покачать головой. Я вообще ничего не могла, лишь ощущала боль, какфизическую, так и душевную.

– Яна, они все говорят, что ты безнадежна, что ты долго такне протянешь и что тебя нельзя увезти из этой страны. Но я обещаю, что сделаювсе возможное. Я верну тебя к жизни. Я найду лучший в мире ожоговый центр,только, пожалуйста, подтверди, что это ты.

В этот момент стоящий неподалеку врач сказал по-английски,что я не могу говорить. Моя гортань слишком пострадала после ожога.

– Яна, я сделаю для тебя все. Я тебя вытащу, –лихорадочно твердил мужчина. – Ты у меня и говорить начнешь, и сновакрасавицей станешь. Даже станцевать сможешь. Я тебе клянусь! Я тебе не дам натот свет уйти. И пусть они говорят, что ты безнадежна, что твое состояние не точто тяжелое, а просто критическое. Пусть! Главное, скажи, что это ты. Яна, якуплю тебе жизнь! И пусть говорят, что ее невозможно купить, но я заплачустолько, что она сама пожелает к тебе вернуться. – Мужчина осекся исхватился за голову. – Черт, ты же говорить не можешь! Тогда просто закройна секунду глаза. Это будет означать «да». Яна, это ты? – в который разспросил меня незнакомец.

«Я куплю тебе жизнь», – билась в моей голове его фраза.Кровь пульсировала в висках так, будто она, того и гляди, хлынет наружу.

– Яна, пожалуйста… – взмолился мужчина.

Я с трудом открыла и закрыла глаза, почувствовав острую больот вновь набежавших слез.

Через несколько дней незнакомый мне мужчина, которого всеназывали Аскольдом, на свой страх и риск забрал меня из местной реанимации.Меня осторожно переложили на носилки и на частном самолете перевезли в одну избельгийских клиник. Тут занимались больными с тяжелыми ожогами, ожоговым шоком,поражением дыхательных путей, кровотечением и расстройством жизненно важныхфункций организма.

Палата была оборудована всем необходимым для проведенияреанимационных мероприятий, интенсивной терапии и наблюдения. Мои жизненноважные показатели теперь отслеживали системы мониторинга. Современнаяаппаратура улавливала малейшие изменения дыхания и выбирала оптимальный режимлечения почечной недостаточности. В клинике работали высококвалифицированныепластиче–ские хирурги и реаниматологи. Сестринский уход осуществлялся с помощьюсамых современных медицинских технологий.

В один прекрасный день я поняла, что буду жить, и теперьбольше всего на свете боялась рубцовых изменений кожи, которые нередко приводятк инвалидности. К счастью, в клинике особое внимание уделяли борьбе с рубцами.Одним словом, теперь мне предстояло второе рождение.

Аскольд приезжал ко мне раз в месяц, а когда меняоперировали, оставался в клинике по нескольку дней. Сидел рядом со мной,называл женой и показывал наши «совместные» фотографии. Я смотрела насимпатичную девушку моего возраста и понимала, что он принимает меня за своюжену Яну, которая, по всей вероятности, погибла в той страшной катастрофе.Аскольд любил повторять, что я родилась в рубашке, что в момент крушения он,хорошо накачанный виски, оказался запертым в туалете. Его спасли одним изпервых. Искать жену Аскольда не пустили. Яна сидела в последнем рядубизнес-класса. Мое же место было сразу за ней, в эконом-классе. Меня изгорящего самолета вытащили быстро, только никто не верил, что у меня есть шансыпоправиться. Обугленное тело тут же поместили в реанимобиль. Когда объявили,что спасенных больше нет, Аскольд пытался узнать, откуда именно извлекли чудомоставшуюся в живых девушку, но никто не смог ответить, потому что послекрушения самолет превратился в жуткую братскую могилу и было уже не разобрать,кто где сидел.

Я по-прежнему не могла разговаривать и, слушая Аскольда,лишь закрывала и открывала глаза, давая понять, что он не ошибся, я его женаЯна. Я понимала, что, кроме этого мужчины, никто не сможет поставить меня наноги и хоть как-то облагородить обезображенную внешность. Было нетруднодогадаться, что у него есть связи и деньги. У меня же ничего нет. А еще я нехотела забирать у него надежду… Надежду на то, что его обожаемая супруга жива иони вновь будут счастливы…

– Ян, ты не переживай. Пусть на лечение уйдет несколько лет,но тебя приведут в порядок. Правда, врачи говорят, что прежнюю внешность тебене сделают, но это не главное. Главное, что ты осталась жива. Когда тебя можнобудет фотографировать, сделаем новые документы. Эти ведь в огне сгорели. А покаты у меня по справке живешь. Если честно, чем мне лечение за рубежом нравится,так это тем, что здесь лишних вопросов не задают. Самое главное – плати деньги.Никакой бюрократии. И информации о своих больных они тоже никому не дают.

Я с благодарностью смотрела на Аскольда и ловила себя намысли, что все же есть мужчины, которые не бросают своих женщин даже в такихбезнадежных ситуациях. Многим мужикам здоровые женщины не нужны, а куда уж тамбольные. Признаться честно, в глубине души я даже завидовала этой Яне, ведь меня-тоМатвей бросил… Аскольд словно прочитал мои мысли:

– Яна, ты не думай ничего дурного. Я тебя никогда не брошу.Я это сразу сказал, когда предложение делал. И в горе, и в радости… Если бы сомной случилось подобное, ты бы тоже меня никогда не бросила. Я знаю.

На моих глазах вновь появились слезы. Похоже, если бы от Яныосталась одна рука или нога, то ее муж любил бы эту руку и ногу. Да и сейчас отЯны практически ничего не осталось. Обугленная головешка с воспаленными глазамибез ресниц. Я привычно открыла и закрыла глаза.

Аскольд улыбнулся и прошептал:

– Главное, что ты все слышишь и понимаешь, а говоритьнаучишься.

В больнице ко мне относились с особым вниманием, трепетом иосторожностью. Ведь на сегодняшний день излечивают только тех больных, укоторых площадь глубоких ожогов не превышает сорока процентов от всейповерхности тела. Если больше – летальный исход. Если я осталась жить, значит,я исключение из медицинских правил.

Главный метод лечения глубоких ожогов – оперативноевосстановление кожного покрова. От Аскольда я слышала, что мне произвелииссечение некротических тканей с одномоментной пересадкой аутотрансплантатов.Туда, где погибла и клетчатка, мне с применением пластики пересаживали некожные лоскуты, а кожу с подкожной клетчаткой и мышечными тканями, используямикрососудистые артериальные и венозные швы. Все это делалось дляпредупреждения инвалидности.