Самолет раскачивало из стороны в сторону, и при каждомтолчке кто-нибудь вскрикивал, что мы падаем. У пассажиров заметно побелелилица, а я с ужасом вжалась в кресло и думала о том, что еще немного – и этажелезная консервная банка развалится. Самолет то резко проваливался в воздушнуюяму, то неожиданно кренился. Пассажиры были сильно напуганы: одни плакали,другие молились. В проходе валялся багаж, упавший с полок, катались тележки.Пол был завален мусором. Некоторые пассажиры оказались заперты в туалетах,кое-кто отказывался сесть в кресло, предпочитая остаться на полу. Опристегнутых ремнях не было даже речи, но мы с Матвеем и не думали ихотстегивать. Настоящий кошмар наступил, когда у сидящей на полу женщиныначалась настоящая истерика.

– Мы разобьемся! Сделайте что-нибудь! Я хочу жить!!! Мыумрем!

Она не унималась до тех пор, пока в салоне не появился одиниз летчиков и не приказал ей занять место и немедленно пристегнуться. Многимпассажирам стало плохо, и они просили у стюардессы бумажные пакеты.

– Матвей, ты меня любишь? – В самый неподходящий моментмне нестерпимо захотелось услышать его ответ.

– Люблю, – буркнул Матвей, дав понять, что ему сейчасне до романтики.

Когда самолет резко накренился в очередной раз, мы еще незнали, что близки к приземлению, но экипаж утратил контроль над машиной.

Слезы текли по моим щекам, живот сводило от страха. Девушкусправа рвало.

Летчики, как могли, пытались остановить падение, они сажалисамолет вслепую. А затем послышались нечеловеческие крики, страшный грохот идикий свист. Меня оглушил удар о переднее кресло. Было такое чувство, чторвется металл. Паника усилилась. Некоторые кресла сорвало, свет погас,иллюминаторы разлетелись на осколки. Самолет во что-то врезался. Раздалсявзрыв, и начался пожар. Отовсюду доносились вопли, стоны и мольбы о помощи.

Увидев мертвую девушку в проходе, я закричала от ужаса. Измоего носа хлынула кровь. Я с трудом осознала, что нахожусь в эпицентре кошмараи что в отличие от многих пассажиров цела и невредима. Салон стремительнонаполнялся клубами дыма. Из чудом уцелевших людей одни потеряли сознание,других парализовало от шока, и лишь немногие сохранившие самообладаниесчастливцы искали аварийный выход.

В момент крушения сидящего рядом со мной пожилого мужчинувыбросило в проход на металлический пол. Он сильно ударился головой и теперькорчился в невероятных муках, просил о помощи и непрестанно повторял, что унего сломаны ребра. Неподалеку пассажирка билась в эпилептическом припадке.Возле нее лежал ребенок, который не мог даже шевельнуться.

– Я не хочу умирать. Не хочу, – стонал кто-то позади.

А затем началась жуткая давка. Оставшиеся в живых бросилиськ аварийному выходу, образовалась очередь. Люди толкались, задыхались от дыма ирвались вон из самолета.

Где-то там, за пределами горящего корпуса, ждали пожарныемашины, машины «скорой помощи» и спасатели, которые пытались сделать всевозможное, чтобы вытащить нас из черных клубов дыма. Окровавленные и обожженныепассажиры выпрыгивали из огня на какую-то конструкцию вроде надувного батута.Спасатели принимали жертв аварии. Выживших сразу же тащили к машинам «скоройпомощи».

Из-за дыма вообще ничего не было видно. Матвей потерялсознание от страшного удара по голове. Я попыталась освободиться от ремня, нозамок, как назло, заело. Затем расстегнула ремень Матвея и принялась трясти егоза плечи:

– Матвей, миленький, приди в себя. Нужно выбираться! Иначемы сгорим! Матвей!!! Матвей, очнись. Умоляю тебя, очнись, – уговаривалаего.

Матвей словно услышал мои мольбы и открыл глаза.

– Аня, что происходит?

– Мы упали.

– Мы живы?

– Если мы с тобой разговариваем, значит, мы живы. – Язадыхалась от дыма. – Мы с тобой в рубашках родились, если, конечно,сможем отсюда выбраться и не сгорим.

– У тебя лицо окровавлено…

– Нос сломан. – Я сплевывала кровь и чувствовала, что уменя не только сломан нос, но и рот превратился в сплошную рану. – Матвей,нужно выбираться, а то будет поздно. Такая давка…

Матвей вскочил, закашлялся и, наклонившись, схватил меня заруку.

– Скорей, не то сгорим к чертовой матери!

– Я не могу! У меня ремень заело.

– Что делать?! – в панике спросил Матвей и тут же вновьсогнулся от кашля.

– У тебя есть что-нибудь острое – ремень разрезать?

– Нет.

– Матвей, ну сделай же что-нибудь! Помоги мне освободиться.

Стена огня стремительно приближалась к нам. Проход былзавален трупами и багажом. Оставшиеся в живых пассажиры пробирались к выходу,перелезая через кресла. Из-за сильнейшего задымления люди почти ничего невидели и брели на ощупь.

– Торопитесь! – где-то вдалеке у аварийного выходараздавались команды стюардессы.

Едкие клубы дыма скрали от меня Матвея, но я нащупала егоруку.

– Матвей, помоги! Вытащи меня отсюда.

– Аня, я жить хочу!

Увидев, что огненная стена уже совсем близко, Матвей резкорванул руку.

– Прости, – буркнул он и бросился искать выход.

– Матвей! – кричала я, задыхаясь, мешая крики сгромкими рыданиями. – Матвей, не бросай меня! Не бросай меня умирать!!!

– Анька, извини! – раздался хриплый голос моеголюбимого мужчины.

– Матвей, не бросай!!!

– Ань, я жить хочу!!! – послышалось мне в ответ.

Из аварийного выхода выпрыгивали последние счастливчики. Импротягивали руки спасатели. Кого-то эвакуировали при помощи пожарной лестницы.Пожарные тушили самолет: из гидранта выплескивались хлопья белой пены, накрываяогонь слоем «снега». Где-то недалеко от меня звала на помощь женщина… Я немогла ее видеть. Я задыхалась от дыма и с ужасом смотрела на подступившуюогненную стену.

Я не знала, что в госпитале, находящемся неподалеку отаэропорта, уже принимали первых раненых. Врачи приступили к срочным операциям,а медсестры раздавали обезболивающие средства. Тех, кто остался в живых и неполучил серьезных повреждений, разместили в залах аэропорта. У большинствасгорела одежда, и все они находились в состоянии шока. Среди спасшихсяпассажиров был и Матвей…

Но я не могла об этом знать. Я сгорела…