— Спасибо, — поблагодарила Блисс, подалась впереди прикурила, кончик сигареты зарделся красным.

Сквозь дым она узнала парня, предложившего ей огонь. ДиланБард, подобно ей переехавший из другого города. Один из учеников, кажущихсячужаками в Дачезне, где, подобно Степфорду, все всех знают еще с детского садаи уроков танцев. Дилан казался красивым и опасным в обычной своей потрепаннойкожаной куртке мотоциклиста, грязной футболке и джинсах, усеянных пятнами.Ходили слухи, будто его исключили из нескольких частных школ.

Глаза Дилана блестели в темноте. Он со щелчком захлопнулкрышечку зажигалки, и Блисс заметила на его лице робкую улыбку. Что-то было внем такое — печальное, надломленное, трогательное… Его внешний вид в точностисоответствовал самочувствию Блисс. Дилан подошел к девушке.

— Привет! — произнес он.

— Меня зовут Блисс, — сказала она.

— Конечно, ты Блисс, — кивнул Дилан.

Школа Дачезне располагалась в бывшем особняке Флудов напересечении Мэдисон-авеню и Девяносто девятой улицы, в районе частных школ,напротив Далтона и по соседству со школой Пресвятого Сердца. Некогда этотособняк служил домом Розе Элизабет Флуд, вдове капитана Армстронга Флуда,основателя компании «Флуд ойл». Трех дочерей Розы воспитывала и обучалабельгийская гувернантка, Маргарита Дачезне, и когда все три дочери погибли вовремя злосчастного затопления «Эндевора», убитая горем Роза вернулась наСредний Запад, а дом завещала мадемуазель Дачезне, дабы та могла исполнить своюмечту и основать школу.

Чтобы преобразовать дом в школу, сделать пришлось не так ужмного: согласно условиям завещания, всю мебель и отделку помещений надлежалотщательно сохранять, а потому всякий, входя в здание, словно бы переносился впрошлое. Над мраморной лестницей по-прежнему висел портрет трех наследницсостояния Флудов кисти Джона Сингера Сарджента: они словно приветствовалигостей на великолепной лестничной площадке. В бальном зале, окна котороговыходили на Центральный парк, висела хрустальная люстра в стиле барокко, а вфойе до сих пор стояли диваны «Честерфилд» и антикварные пюпитры. Начищенные доблеска латунные подсвечники были теперь приспособлены под электрическиелампочки, а скрипучий пульмановский лифт по-прежнему работал (хотя пользоватьсяим дозволялось только преподавателям). Очаровательная мансарда былапреобразована в центр искусств, с печатным прессом и литографской машиной, арасположенные на нижнем этаже гостиные приютили у себя полностью оборудованныетеатр, гимнастический зал и столовую. Вдоль коридоров, оклеенных обоями сизображениями геральдических лилий, выстроились теперь металлические шкафчики,а в спальнях на втором этаже разместились кабинеты для занятий по гуманитарнымпредметам. Учащиеся из поколения в поколение клялись, что третью лестничнуюплощадку навещает призрак миссис Дачезне.

В коридоре перед библиотекой висели общие фотографии всехвыпущенных классов. Поскольку поначалу школа была строго женской, первыйвыпускной класс 1869 года состоял из шести чопорных девиц в белых бальныхплатьях, под фотографией были каллиграфическим почерком выгравированы их имена.С течением лет дагерротипы с изображениями светских девиц девятнадцатого векасменились черно-белыми фотографиями девушек с пышными прическами пятидесятыхгодов, затем в шестидесятые добавились веселые длинноволосые джентльмены, когдав Дачезне наконец-то перешли на совместное обучение, и завершалось это всецветными фотографиями обворожительных юных женщин и красивых молодых мужчин изнынешнего поколения. Но на самом деле изменилось не так уж много. Девушкипо-прежнему являлись на выпускной в белых чайных платьях из «Сакса» и белыхперчатках из «Бергдорфа», в венках из плюща, а вместе с дипломами им вручалибукеты красных роз. Юноши же приходили в приличествующих случаю костюмах, сжемчужными зажимами на широких серых галстуках.

Серая клетчатая форма давно ушла в прошлое, но в Дачезнеплохие новости по-прежнему являлись в виде прерывающего урок объявления пошипящей, древней радиосвязи: «Срочное собрание в часовне. Просьба всем ученикамнемедленно явиться в часовню».

Шайлер встретилась с Оливером в коридоре у музыкальногозала. Они не виделись с вечера пятницы. Никто из них не упоминал о встрече сДжеком Форсом у «Банка», что было весьма необычно, поскольку они привыклипрепарировать все пережитые ими ситуации поминутно. Утром, при встрече, Оливерзаговорил с Шайлер с преднамеренной холодностью. Но Шайлер не обратила на этоникакого внимания: она тут же подбежала к Оливеру и ухватилась за его руку.

— Что происходит? — спросила она, склонившисьголовой к его плечу.

Оливер пожал плечами.

— А я откуда знаю?

Но Шайлер не отставала.

— Ты всегда все знаешь.

— Ну ладно… только не говори никому, — смягчилсяОливер, наслаждаясь ощущением прикосновения ее волос к шее.

Сегодня Шайлер была особенно красива. Она в кои-то векираспустила длинные волосы и в своем слишком большом для нее темно-синембушлате, выцветших джинсах и стоптанных черных «казаках» походила на пикси.[6] Оливер беспокойно огляделся по сторонам.

— Думаю, это как-то связано с той компанией, которая навыходных собиралась в «Квартале сто двадцать два».

У Шайлер глаза полезли на лоб.

— С Мими и ее компашкой? Но почему? Их что, собираютсягнать?

— Может быть, — отозвался Оливер, наслаждаясь этойидеей.

В прошлом году из Дачезне исключили целую гребную команду запротивозаконное поведение на территории школы. Празднуя свою победу в регате,они вернулись в школу, разгромили кабинеты на втором этаже и разрисовалинепечатными словами стены; следы их пребывания — битые пивные бутылки, грудыокурков и несколько свернутых в трубочку долларовых купюр со следами кокаина —были обнаружены наутро уборщиками. Родители завалили администрацию петициями опересмотре решения (некоторые считали исключение слишком суровой меройнаказания, в то время как другие вообще требовали возбуждения уголовного дела).То, что заводила, вздорный ученик выпускного класса, имевший виды на Гарвард,был племянником директрисы, лишь подливало масла в огонь. (Гарвард тут жеаннулировал предварительное соглашение о приеме молодого человека, и исключенныйстаршина шлюпки теперь надрывал глотку в Университете Дюка.)

Но Шайлер не думала, что из-за чьего-то дурного поведения навыходных стали бы срывать все классы с занятий и собирать в часовне. Посколькув каждом классе насчитывалось всего по сорок учеников, весь коллектив судобством разместился в часовне, все занимали отведенные им места: первогодки ивыпускники — в передней части, отделенной проходом, учащиеся второго и третьегогода — в задней.

Декан Сесилия Моллоу стояла на возвышении у алтаря и терпеливождала. Шайлер с Оливером нашли Дилана позади, на их обычном месте. У парня подглазами залегли темные круги, как будто от сильного недосыпа, на рубашкекрасовалось уродливое красное пятно, а на черных джинсах — прореха. Вокруг шеибыл обмотан белый шелковый шарф с рисунком на манер Джимми Хендрикса.