сказал, нам не нужно благословение рачителя. Кендалл – моя ученица. Жить с нами для нее совершенно нормально. Скоро она получит лицензию жонглера, и мы пригласим к себе Луси. У нас всяко лучше, чем в сарае, где они ютятся.

– По-твоему, никто не заметит?

– Конечно заметят. Весь город заговорит о Рожере и его гареме. Я сам пущу сплетню.

– Зачем? – спросила Лиша. – К чему устраивать скандал?

– Затем что он все равно разразится, хочу я этого или нет, – ответил Рожер. – Аманвах и Кендалл заключили сделку, не спросив меня, и она такова, что только дурак ее сорвет. Поэтому пускай народ болтает, будем привыкать. Я все равно заставлю себя любить, и, когда Кендалл понесет, никто не удивится, что я признаю ребенка.

– Чьи это речи – твои или Аманвах?

Рожер воздел руки:

– Будь я проклят, если знаю.

Была полночь, когда Рожер наконец ушел. Лиша провожала его взглядом, пока он шел по двору, и прикидывала, что скажет Луси.

«Если Кендалл так хочет, тебе ее не остановить, – заявит она и помедлит, чтобы улеглось потрясение. – Все, что ты можешь, – отсрочить свадьбу и понадеяться, что девочка образумится. Согласиться на переговоры, но потребовать нелепых вещей…»

Она встряхнулась. Все можно обдумать и утром, время найдется. «Если я лягу сейчас, у меня будет шесть часов до того, как вернется с детьми Уонда и на крыльце затопочут».

Лиша закрыла дверь и направилась в спальню, оставляя за собой след из шпилек и туфель. Когда она вошла, платье падало, а поддетая шелковая сорочка могла сойти за ночную рубашку. Лиша забралась в постель, забыв даже о вечернем туалете. Лицу и зубам придется несколько часов потерпеть.

Казалось, что она только-только сомкнула веки, когда в дверь застучали. Лиша резко села, дивясь, насколько быстро пролетела ночь.

Но затем открыла глаза и увидела, что спальня по-прежнему погружена во тьму и только чуть освещена метками.

Колотьба продолжалась, пока Лиша кое-как оделась и заковыляла из комнаты. Она умышленно не воспользовалась хора, желая естественного сна, и сейчас чувствовала себя хуже, чем памятным утром, когда напилась на свадьбе Арлена. От каждого удара по дереву у нее раскалывалась голова.

«За дверью кто-то или истекает кровью, или хочет истечь». Не скрывая раздражения, Лиша открыла и обнаружила на крыльце мать.

«Создатель карает меня, – подумала она. – Других объяснений нет».

Элона окинула ее взором с головы до пят – усталую, разозленную.

– Ты, девонька, чуток нагуляла вес. Люди уже шепчутся, что у графа может появиться наследник.

Лиша скрестила руки.

– Слухи, которые ты, безусловно, подогреваешь.

Элона пожала плечами:

– Там подмигну, тут намекну. Ничего, что можно предъявить мировому судье. Ты, Лиша, напившись, положила клаты на стол и трахнулась с графом перед его кучером. Поздно спорить.

– Мы не делали этого перед… – начала Лиша, но осеклась. Зачем она вообще отвечает? Постель продолжала манить. – Матушка, почему ты здесь среди ночи?

– Ха, да сейчас едва за полночь, – сказала Элона. – С каких пор ты так рано ложишься?

Лиша вздохнула. Справедливое замечание. В ее обычае было принимать посетителей в любое время суток, но большинство предварительно сообщало о приходе.

Элона устала ждать приглашения и протолкнулась мимо Лиши.

– Короче, девонька, поставь чайник. Ночи становятся холодными, как сердце подземника.

Закрыв глаза, Лиша досчитала до десяти, после чего заперла дверь и заново наполнила чайник. Элона, понятно, и пальцем не пошевелила, чтобы помочь. Когда Лиша принесла поднос, мать сидела в гостиной. Кресло-качалку Бруны никак нельзя было счесть удобным, но Элона уселась в него хотя бы потому, что знала: его любит Лиша. Сама она, сохранив достоинство и сев прямо, устроилась на диване.

– Мама, зачем ты пришла?

Элона отпила чаю, скорчила недовольную мину и добавила три куска сахара.

– У меня есть новости.

– Хорошие или плохие? – спросила Лиша, уже зная ответ. Она не помнила случая, чтобы мать приносила добрые вести.

– Того и другого понемногу, смотря как посмотреть, – сказала Элона. – Сдается мне, что ты не одинока.

– Не одинока?

Элона выгнула спину и погладила себя по животу.

– Быть может, у меня назревает личный скандал – как раз вовремя, чтобы отвлечь от твоего.

Лиша онемела. Она долго таращилась на мать.

– Ты…

– Блюю, как кошка, а месячных нет, – подтвердила Элона. – Как такое возможно – за гранью моего понимания, но деваться некуда.

– Разумеется, это возможно, – сказала Лиша. – Тебе только сорок че…

– Эй! – перебила ее Элона. – Незачем наступать на мозоль! Мы не о возрасте говорим. Четверть века назад карга Бруна, твоя святая училка, сказала, что ты – последний шанс для моей утробы. С тех пор я не притрагивалась к яблуневому чаю и не просила мужиков вынимать загодя, но яичко не созревало. Может, объяснишь, с чего я вдруг снова стала ягодкой?

– Всяко бывает, – ответила Лиша, – но я бы свалила на великую метку.

– То есть? – не поняла Элона.

– Все население Лесорубовой Лощины почти год прожило на метке, заряжающей магией саму землю. Даже те, кто не воюет, воспринимают некоторую отдачу, которая делает их моложе, сильнее…

– …и плодовитее, – сообразила Элона. Она взяла печенье, но отрыгнула и положила его на место. – Наверно, это не так уж плохо. Твои братик-сестренка и родное чадо будут засирать одну кроватку и гоняться друг за другом по огороду.

Лиша попыталась представить, но это было чересчур.

– Мама, я вынуждена спросить…

– Кто папаша? Провалиться мне в Недра, если знаю. Последние годы меня регулярно имел Гаред…

– Создатель, мама! – возопила Лиша.

Элона оставила возглас без внимания и продолжила:

– Но мальчик, став горой за Меченого, сделался крайне набожным. Не прикасался ко мне с тех пор, как ты застукала нас в пути. – Она вздохнула. – Можно было бы подумать на твоего отца, но Эрни не тот мужчина, что прежде. Ты изумишься, что́ мне приходится делать, чтобы у него попросту встал…

– Тьфу! – Лиша заткнула уши.

– А что? Разве ты не городская травница? Разве не твое дело слушать такие речи и помогать людям разобраться, что к чему?

– Ну да… – начала было Лиша.

– Значит, можно всем, кроме родной матери? – насела Элона.

Лиша закатила глаза:

– Мама, никто больше не приходит ко мне с такими историями. И как быть с папой? Он имеет право знать, что ребенок, возможно, не его.

– Ха! – рассмеялась Элона. – Если это не с больной головы на здоровую, то я не знаю, что и думать.

Лиша поджала губы. Вполне справедливое замечание.

– Так или иначе, он в курсе, – сказала Элона.

– В курсе? – моргнула Лиша.

– Конечно! – отрезала