видел блеск доспехов и жалкие вызывающие жесты. В каком-то смысле это был комплимент ему. Персы уже встречались с греками на море и явно не имели желания повторять печальный для них опыт. Едва заметив его флот, они просто сбежали в безопасное место.

Кимон был слишком далеко, чтобы увидеть это, и Ксантипп мог только представить его разочарование. Ему снова вспомнился отец молодого человека, Мильтиад, преследовавший персов на суше и попавший в засаду. Неудача стоила Мильтиаду славы, свободы и в конце концов жизни – он умер от последствий ран в афинской камере. В той трагедии и Ксантипп сыграл свою роль. Воспоминание отдалось горечью в горле. Рок ломает жизни людей.

Ксантипп готовился к войне на море и при мысли о вторжении во враждебную страну скрипнул зубами, но тут же сердито откашлялся. Арифрон вопросительно посмотрел на него, как всегда ожидая, что отец знает, что делать. Ксантипп натянуто улыбнулся сыну. Триера вошла в тень Самоса, и оба сразу ощутили холодок. Ксантиппу не нужно было напоминать себе, что перед ним поставлена задача и он решит ее, чего бы это ни стоило.

– Подай сигнал царю Леотихиду! – крикнул он. – Приготовь мою лодку. Всем капитанам явиться на корабль наварха!

Увидев приближающегося Эпикла, Ксантипп попытался сменить выражение лица на более приятное. Роль капитана – публичная, но решения он принимает единолично. Тем не менее друг сразу заметил беспокойство в глазах друга, которого знал много лет и с кем стоял при Марафоне.

– Мы могли бы легко сжечь эти корабли, – сказал Эпикл. – Несколько стрел, пропитанных смолой, и мы подожжем весь флот. В этом есть смысл.

– Если у них опытные экипажи, новые корабли построить нетрудно, – мрачно сказал Ксантипп. – Нет, мы высадимся. Мы пришли сюда, чтобы наказать их и убедиться, что они никогда не вернутся в Грецию. Сделать это можно только одним способом.

Эпикл понял и предложил:

– Тогда мы высадим гоплитов. Полагаю, старшим пойду я.

Ксантипп окинул взглядом верного друга, который преданно шел с ним по жизни, и возразил:

– Не сегодня. Я буду с тобой, Эпикл. Командовать буду я.

Эпикл, соглашаясь, кивнул, и вместе они посмотрели на берег.

Конница наводила ужас на застывших в строю людей. Отряд разгонялся до галопа на одной стороне поля и молнией проносился мимо неподвижной шеренги, не давая времени ни предпринять что-либо, ни отступить. Аристид ненавидел их так же, как и любой гоплит. Вместе с остальными он стоял в строю глубиной в три шеренги. К счастью, проломить эту ощетинившуюся копьями стену лошадь не могла, хотя мысль об этом – вес человека в доспехах и животного! – пугала. Заставить лошадь пойти на щиты невозможно, но, если бы такое все же случилось, она наткнулась бы на острие копья.

Аристид сделал глубокий вдох и, добавив в голос металла, крикнул:

– Держать строй! Хорошо. Сегодня вечером нас оценивают спартанцы, не говоря уже о персах. Держите строй. Щиты повыше и не открывать. Копья наготове, если нападут. Упор в землю и прижать ногой. Пусть наши парни принесут воды для всех.

Он замолчал. Говорить так легко, как другие, у него не получалось. Вот у Фемистокла получалось, и он это знал. Но все же Аристид считал, что он и гоплиты понимают друг друга. Им нравились простые задания.

Персидские всадники начали новый разгон. Стук копыт, гиканье, головокружительная скорость – они приближались с невероятной, пугающей быстротой. Аристид посмотрел через плечо туда, где, опустившись на колено и скрытая щитами, стояла группа лучников.

– Готовы?

– Дай знак! – крикнул один из них. – Я ничего не вижу.

– Значит, и они тебя не видят, – ответил Аристид. – Хорошо. По моей команде встань и выстрели в перса, которого наметил раньше. Того, на вороном жеребце. – Он вгляделся в густое, удушающее облако пыли. – Если не увидишь, посмотри на меня. Я укажу.

Перед ними снова летела тьма всадников, тоже выполнявших простую задачу – заставить греков дрогнуть и побежать. Если побегут – их перебьют. Аристид почувствовал, как задрожала земля. Нет, его гоплиты не сойдут с этого места, не сдвинутся ни вперед, ни назад. Конечно, это означало, что персы могут свободно атаковать, метать со страшной силой пики и отходить.

Он угрюмо наблюдал, как они разворачиваются для очередного маневра, и увидел их командира – того, которого заприметил раньше. Перс жестикулировал, выдавая этим себя. Худощавый, чернобородый. Его конь был на ладонь выше других. Великолепный скакун. Аристид указал на него лучникам, заглядывающим в щели между щитами.

– Идут! – крикнул кто-то в строю.

Один из тех глупцов, которые не могут молчать. Вообще-то, многие перед лицом врага отпускают нелепые реплики. Когда-то давно так же было на Марафонской битве: бессмысленные шутки и грубые описания, слыша которые другие ухмыляются, ругаются либо закатывают глаза. Каждый борется со страхом как умеет. Важно не это, а выполнение приказа и удержание позиции.

Всадники приближались опасно и дерзко, словно испытывая выдержку греков и рискуя наткнуться на копья. Заостренную пятку копья, известную как «убийца ящериц», гоплиты втыкали в землю и прижимали ногой. Со стороны они походили на прячущихся за щитами бронзовых обезьян.

Аристид сглотнул. Персы были уверены в себе. Как и прежде, он слышал улюлюканье и вопли, которыми они подгоняли и подзадоривали друг друга. Кони выбивали пыль из сухой земли, и серое облако как будто летело за ними. Не сводя глаз с того, кого он отметил как командира, Аристид попросил благословения у Одиссея, надеясь, что его тень наблюдает за ним. Если бы собранные им лучники обладали хотя бы половиной того мастерства, которым обладал древний царь Итаки…

В последний момент, уже находясь в опасной близости, персидские всадники взяли влево и метнули короткие копья. Брошенные со страшной силой пики врезались в щиты. Одни отскакивали и пролетали над головой гоплитов, другие пробивали бронзу и даже деревянную основу под ней. Грохот, крики боли, хриплое дыхание, стук копыт – все смешалось в безумную какофонию.

– Лучники, встать! – проревел Аристид, перекрывая шум. – По моей указке! Цель! Пускай!

Он уже увидел начальника персидской конницы на вороном жеребце. В поднятой правой руке перс держал пику и, скользя взглядом по строю, выбирал цель. Броски наугад – удел молодых. Время как будто замедлилось, и Аристид почувствовал, что перс смотрит на него с расстояния не больше десяти шагов. Он мог поклясться, что увидел, как сузились глаза врага. Вот эта едва уловимая пауза и есть знак великого воина, печать мастера. Посреди безумия смертельной карусели Аристид и Масистий посмотрели друг на друга.

Но лучники