— Давай поднимайся и топай домой, — решительно проговорила ему я, — Ты как? Сможешь идти?

— Не уверен, — заторможено попытался он подняться, но пошатнулся и снова упал на землю.

— Ясно, — обречённо выдохнула я и протянула ему свою ладонь.

Он поднял ко мне лицо и заскользил по мне своим затуманенным взглядом.

И тут я поняла, что на мне были надеты только брюки и тонкая льняная сорочка, которая вся намокла и теперь просвечивала, открывая постороннему взору всю красоту моей девичьей груди.

— Ой! — вскрикнула я и быстро прикрылась руками, — Не смотри, отвернись!

Мой взгляд начал судорожно блуждать вокруг в поисках моей одежды, которой видимо было суждено остаться в этом болоте.

Поняв моё замешательство, молодой князь без лишних слов стянул с себя свою верхнюю тунику и пояс и также молча протянул их мне.

Недолго думая, я с благодарностью приняла одежду парня и поспешно натянула её на себя. Она была мне сильно велика, но пояс спасал положение.

Снова протянув ему свою ладонь, я устало проговорила:

— Пойдём, пресветлый княжич, я доведу тебя до деревни.

Глава 26

До самой деревни шли молча. На моё счастье, силы не полностью покинули тушку сиятельного князька, поэтому тащить на себе его бренное тело мне не пришлось. Всё, что я делала, это просто поддерживала и направляла шатающегося и постоянно спотыкающегося брюнета в нужном направлении.

— О, вот и подмога, — обрадовано проговорила я, увидев, что уже у самой деревни нам навстречу спешило несколько мужчин, — Тебя проводят до дома старосты, там и отдохнешь.

И действительно, когда в двух грязных путниках, группа охотников, среди которых был Степан Радов, узнали своих, ну меня-то уж точно признали, то сразу оказали помощь без всяких слов и вопросов.

— Я этого княжича в болоте нашла, — кратко пояснила я, отмахнувшись от дальнейших расспросов.

А дальше, усталую сиятельную тушку подхватили крепкие руки охотников и аккуратно повели в сторону дома старосты села. Напоследок брюнет обернулся, видимо собираясь что-то сказать, но так и не решился.

Ну, и черт с ним. От его «спасибо» мне всё равно ни тепло, ни холодно. К тому же у меня сейчас были дела поважнее, так как трое полупрозрачных фигур так и маячили рядом.

— Что б вас всех, — устало проговорила я, смотря, как солнце клонится к горизонту.

Вечерело. Времени оставалось совсем немного, а точнее до утра следующего дня, или правильнее сказать до рассвета, ведь уже завтра был Лельник, а за ним и Ярилов день.

Уставшая, голодная и вся грязная, я принялась быстро стягивать с себя влажную одежду под неодобрительное кряхтение домового, который заботливо подливал теплой воды из ковша в большую деревянную лохань, установленную возле печи.

— Ох, и нажила ты себе врагов, — продолжал бухтеть Казимир, — Что леший, что водяной, оба злопамятные. А уж про болотника я вообще молчу.

— Это мы ещё посмотрим, — нахмурилась я, а потом возразила, — Мне что, надо было позволить себя убить? Они сами мне выбора не оставили. А я ведь к ним по-хорошему пришла, с миром.

Домовик недоверчиво хмыкнул:

— Ведьма и с миром?

— А, что теперь об этом, — махнула я рукой, вытираясь большим льняным полотенцем, — Всё равно они ничем не захотели мне помочь. И что теперь делать? — удрученно проговорила я, натягивая на себя чистое бельё и одежду.

На улице стемнело окончательно. Казимир в избе зажег несколько лучин и заботливо поставил передо мной тарелку с тушеной капустой и теплые ещё лепешки. Я медленно жевала без аппетита, продолжая ломать голову над нерешенной задачей.

— Тут без помощи не справиться, — вслух проговорила я, и в моей голове промелькнула какая-то мимолётная мысль и тут же ускользнула. Я принялась лихорадочно прокручивать в голове все последние соображения, пытаясь поймать за хвост постоянно ускользающее что-то. Мысли путались, в голове зашумело, а в висках застучало.

— Если они не могут самостоятельно отправиться в Навь, значит, я должна отправить их принудительно, — начала рассуждать я, лихорадочно соображая, — Что там говорил князь? Я — ключ, а мост — это проход!

И осенённая этой мыслью, я словно ошпаренная подскочила с лавки, нечаянно опрокинув стакан козьего молока, который Казимир аккуратно поставил передо мной.

— Вот ведь! — раздосадовано всплеснул домовик руками, глядя на расползающееся на столе белое пятно, — Куда? Ночь на дворе!

Но мне было не до причитаний домового. Я торопилась попробовать воплотить свою мысль в реальность.

Появившаяся из-за туч бледная луна осветила мне путь, она словно подбадривала и говорила: «Ты делаешь всё правильно».

Вот если бы мне кто-то сказал, что меня понесет одну ночью в лес на унылое сельское кладбище, то я бы покрутила пальцем у виска и рассмеялась тому в лицо. Но сейчас я действительно уверенным шагом шла по лесной дороге. Усталость этого бесконечного и сумасшедшего на события дня давала о себе знать, но я упорно продолжала идти, и притормозила лишь около ворот кладбища.

Нервно закусив губу, я принялась рассматривать в лунном свете полупрозрачные фигуры неупокоенных душ.

— Как там сказал ветер? Они хотят покоя? — задумчиво протянула я, — Я — это ключ, а мост — это проход.

Еще немного потоптавшись возле покосившейся изгороди, я решительно шагнула на освещенную землю кладбища со словами:

— Проход откройся! — но после моих слов ничего не произошло.

Я выждала с полминуты, настороженно вглядываясь в пространство вокруг.

— Мост покажись! — снова ничего.

— Смородина, мост Калинов покажитесь!

Тишина.

— Тук, тук! Кто-нибудь дома есть?

Снова ничего.

— Сим-сим откройся! — не выдержали у меня нервы.

— Царство Навь, открой свою хавь! — меня уже окончательно понесло, видимо моя усталая психика откровенно не вытягивала подобные эмоциональные нагрузки.

Физически я была вымотана не меньше, чем морально. Меня уже не хило так штормило от усталости, и только не понято каким чудом я ещё держалась на ногах. Не иначе ведьминские способности поддерживали меня и питали.

Пошатнувшись и уже совсем падая, я ухватилась за невысокий частокол изгороди, обдирая ладонь в кровь и матерясь от внезапно наступившей боли и вида торчащей из раны щепки, а также от усталости, безысходности, бессилия и накатившей злобы.

Такой отборной брани, которая полилась из моего рта, я даже сама от себя не ожидала. Я орала в темноту черного леса все яркие выражения и матерные конструкции из моего прошлого мира, которые только смогла вспомнить. Я припомнила всё. Всю боль, обиды, недосказанность, претензии, накопившиеся в прошлой жизни и в этой тоже, были высказаны мною в довольно цветастых выражениях. Я взывала ко всем богам нового и старого мира и