– Насчет «простого» согласиться трудно.

– Почему ты вдруг спросила о Дэви? – задал онвопрос.

– Я тебе рассказывала о встрече с медиумом, так вот, отнее я впервые и услышала это имя. А потом было сообщение на автоответчике вквартире Ирины… Ладно, поговорим о другом. Никаких светлых мыслей, какпринудить Павла к сотрудничеству, у тебя нет?

Алексей едва заметно поморщился:

– Я уже сказал…

– И как мы переправим женщину с ребенком за двестикилометров?

– Предоставь это мне.

Он потянулся за чашкой кофе, а я обратила внимание нататуировку на его правом запястье. То есть внимание на нее я обратила ещеночью, но спросила только сейчас:

– Что она означает?

Он перевел взгляд на свою руку вроде бы с удивлением:

– Означает? Ничего. Просто красивая картинка.

Насчет «красивой» согласиться трудно, впрочем, о вкусах неспорят. Крылатое чудовище с разинутой пастью. Жуткая мерзость, по-моему, номужчинам такие тату нравятся. Взгляд мой против воли то и дело возвращался кего запястью, с возрастающим беспокойством я как будто пыталась что-товспомнить… Алексей поднялся, подхватил рубашку и продолжал пить кофе уже в ней.

Деревня появилась из-за поворота внезапно. Поначалу яувидела только церковь на пригорке и с десяток крыш, проглядывающих сквозькроны деревьев. Дорога спускалась с горы, теперь перед нами была почти прямая,широкая улица, по обе стороны засаженная огромными липами.

– Красивое место, – заметила я.

Мы притормозили возле ближайшего дома. Окно на веранде былооткрыто, и в нем показалась бабуля лет восьмидесяти в белом платочке, смешноповязанном концами вперед.

– Здравствуйте! – крикнул Алексей. – Неподскажете, в каком доме живет Лариса Омельченко. Или Самсонова?

– Крайний дом с той стороны, – ответила бабуля. –Розовой краской крашенный.

– А если Павел здесь? – вслух подумала я.

– Тем лучше, – отозвался Алексей.

Очень скоро мы увидели дом задорного розового цвета. Обычныйдеревенский дом, у крыльца качели, возле палисадника яркая песочница изпластмассы, в ней сидел четырехлетний малыш в панаме в горошек и с увлечениемрычал, изображая работу двигателя, в руках у него был игрушечный трактор.

Мы вышли из машины, Алексей направился к песочнице.

– Привет, пацан. Как тебя звать?

– Павлик, – ответил тот, глядя на него слюбопытством.

– Давай руку, Павлик.

На крыльце появилась молодая женщина с темными волосами,заплетенными в косу. Красивое лицо с тонким носом, в карих глазах тревога.

– Иди в дом, – спокойно сказал Алексей,приблизившись.

Словно под гипнозом, она попятилась, не сводя взгляда с егоруки, которой он держал мальчика. Друг за другом мы вошли в кухню. Женщиназамерла посреди комнаты, я осталась стоять у двери. Алексей сел на стул возлеокна, ребенка посадил на колени, тот теребил пуговицы на его рубашке, непроявляя беспокойства, точно Алексей был ему хорошо знаком.

– Фотографии мужа в доме есть? – спросил мойспутник. Женщина инстинктивно повернула голову, проследив ее взгляд, я увиделана телевизоре фотографию в рамке. Лариса сидит на траве, прижимая к грудимальчика, рядом с ней Павел. Алексей взглянул вопросительно, я кивнула.

– Мобильный, – сказал он, протягивая руку, женщинаметнулась в переднюю, схватила телефон с подоконника и отдала Алексею. Он сунулего в карман. – Теперь слушай внимательно. Мне нужен твой муж. Я несобираюсь сворачивать ему шею и денег требовать тоже не намерен. Но кое-что онмне должен объяснить. Делать этого он не захочет, придется его заставить.Поэтому сейчас ты поедешь с нами. Обещаю, что ни с тобой, ни с мальчиком ничегоне случится, но только при одном условии: ты ведешь себя разумно. Не пытаешьсяпредупредить мужа или кого-то еще. Не пытаешься сбежать, позвать на помощь итак далее. Если у тебя ума на это не хватит, я убью ребенка. И никакиезаверения типа «я больше не буду» на меня не подействуют. Теперь жизнь сыназависит только от тебя.

– Но… – начала женщина.

– Заткнись, – не повышая голоса, сказалАлексей. – Твой Павел взрослый мужик и сам о себе позаботится, а тебе надодумать о сыне. И никаких вопросов. Все поняла?

– Да, – едва слышно ответила женщина.

– Собери вещи себе и сыну, вы уезжаете на несколькодней.

– Но моя работа…

– Мне что, надо пацану руку сломать, чтобы до тебядошло?

Лариса бросилась к шифоньеру, достала сумку и собрала вещи.

– Ты не слишком суров? – тихо спросила я.

– Не слишком, – отрубил Алексей.

Через несколько минут мы были возле машины. Женщина с сыномустроилась сзади.

– Мама, куда мы едем? – спросил Павлик.

– На рыбалку, – улыбнулся ему Алексей.

– Правда? А ты мне удочку дашь?

– Если будешь слушаться маму.

За всю дорогу Омельченко не задала ни одного вопроса, тихоразговаривала с сыном, прижимая его к себе. На заправке, где мы остановились,попросилась в туалет.

– Я тоже хочу, – сказал Павлик, и Лариса молчавзглянула на Алексея.

– Идите, – кивнул он.

Наблюдая за тем, как она, держа сына за руку, направляется ккафе, я спросила:

– А если она все-таки…

– Нет, – покачал головой Алексей. – Она всепоняла.