Ко всему в конце концов можно привыкнуть, даже к этому. Первые несколько дней были непрекращающимся кошмаром. Мы страшно обгорели, до кровавых волдырей. Часто падали в обморок. Кандалы сбивали щиколотки едва не до кости. Потом как-то притерпелись. Уходили с рассветом, возвращались почти затемно. Говорить ни о чем не хотелось. Почти не разговаривали друг с другом. Машку, к счастью, перевели из зиндана в сарайчик, где держали коз. Она бы умерла в зиндане, даже они это понимали. В сарайчике воняло, но было не так жарко. Не хочу подробно описывать все это. Да, собственно, нечего описывать. Работали, возвращались в свою яму и падали замертво. Не было сил для мыслей, не было сил надеяться на спасение. Работа выжимала из нас все. Каждый день на плантации кого-нибудь избивали, и Таню тоже. Слава Богу, Хусейн не пытался ее больше насиловать. Тела приобрели странную бесчувственность. Когда тебя бьют, просто валишься, как куль, на землю и закрываешь руками голову. Если совсем не сопротивляешься, не кричишь, тогда быстро прекращают. Чечен сначала дрался с азартом, потом ему надоело. Мы были такие бессловесные животные, что достаточно было просто прикрикнуть. Человек, оказывается, может вести себя как механизм. Простая заводная кукла. Вообще вся начинка вылетает из головы очень быстро. Очень нестойкая она у нас, начинка. Ее выбивают легко, как пыль из одеяла. Даже стараться особенно не надо.

На исходе первой недели Хусейн повел меня к себе. Он жил в пристройке к мечети. Потертый ковер, низкий столик, разбросанные по полу подушки. Несколько «Калашниковых», прислоненных к стенке, железный ящик с боеприпасами. Швырнул меня в угол, сам уселся на подушки, забил драпом толстый косяк. Закурил, улыбаясь. Жирно лоснился выбритый череп, блестели в пасти золотые зубы.

— Ну как, русский, нравится тэбэ у нас?

— Очень, — тихо ответил я.

— Харашо, вах! Работа ест, кушат дают — чиво еще надо? Заработаэшь отпуск — Москва поэдэшь. Хочэш Москва ехат?

Я промолчал.

— Балшой город Москва… Нэ нравится он минэ, шумный. Там минэ ваш фээсбэ ищет. — Он рассмеялся, довольный. — Катэлнический набэрэжный слышал? Я би ваш сраный Крэмиль тоже взорвал на хэр, если би надо било. Падажды ишо, всэй вашей России пиздэс придет… Вот скажи, русский: пачэму такой балшой страна Россия такой малэн-кий страна Ичкерия пабэдит нэ может, а? Элцин солдаты прислал, танки прислал, самолеты прислал, а все до жопа. Скажи, пачэму?

— Не знаю.

— Патаму что ви слабые. Ви трусливие собаки. Дэсят русских на адын чечен мало будэт. Ми вас всэх давно купили. Чечен вся Москва давно купил — ринки, рестораны, гастиницы — всо! Вам долар пакажи — на карачки палзти будэтэ. Чечен вас на американский долар всэх пакупаэт. Скажи, это харашо?

— Плохо…

— Ви балшой народ — слабый, ми маленкий — сильный, пачэму? Хочеш, я тэбэ сейчас яйца атрэжу и тваэму прэзидэнту пашлю? Бомба бросит он на миня? Армия пашлет тэбя асвабаждат? Скажи!

— Не пошлет, — признал я очевидный факт.

— Правилна! А чечен за чечена всэгда жизнь положит. У вас сила никакой нэт. А у нас ест! Аллах наша сила. Ви нэ веритэ ни ва что, толка в долари веритэ. Сваево Бога забыли, церков ходитэ, нэт там Бог никакой. Много золота, а Бог нэт. Мусульман в Аллаха верит, Аллах ему помогаэт. Минэ моя жизнь нэ жалко, я война хадыл на Кавказе, война хадыл здэс. Пуля сердце попадал, сматры!

Он задрал рубаху и показал мне глубокий рваный шрам над левым соском.

— Я мэсяц бэс сознаний пралэжал, нэ пил, нэ кушал. Всэ сказали: памрет. Русский горы бомбил, атака хадыл, а я в землянка валялся. А потом Зелимхан, камандыр наш, пришел и гаварыт: собаки брат твой в бою убили, нэльзя тэбэ умират. Я в уши его голос нэ слишал, я в сэрцэ слишал.

Аллах моему сэрцу уши дал. Я потом русских много убил за брата. А ты смотришь на минэ и боишься. Страх у тэбэ в глазах, как у барана. Разве ти челавэк? Ти скотина. Я тэбя за деньги продам, как скотину на базаре.

Мы помолчали. Я мог бы, наверное, что-то ему возразить, но мысли не шли в голову. Вообще никаких мыслей не было. Действительно баран.

— Компьютер умеешь чинит? — прервал молчание Хусейн. — Паламался, сука.

— Могу попробовать, — ответил я.

Он вынул из-под стола ноутбук, ящик с какими-то деталями.

— Пачинишь — будэш Москва званит, викуп просит. Нэ пачинишь — тэбэ же хуже.

Вряд ли у меня мог бы появиться другой шанс. Компьютер работал нормально. Проблема была со спутниковым модемом, но к вечеру он тоже был готов. Отличный интернет-комплект, военный, Dell штатовской сборки. Для бандитов лучше не бывает. Едешь на верблюде и отсылаешь электронную почту. Или болтаешь по сотовому в пустыне. Очень, очень неплохо… Пока я возился с техникой, чечен скучал. Выходил, заходил, слонялся по комнате, проверял свой автомат. Но я ловил на себе его уважительные взгляды. Когда все было готово, он как будто даже не поверил:

— Работает?

— Работает.

— Маладэц, русский. Я когда маладой бил, колхоз работал, у нас адын такой мастер бил, Абугов, старик. Телевизор чинил, трактор чинил, сапог порвался — сапог чинил. Залатые руки. Когда война начался, он в аул остался, война нэ ходил. Русские пришли, его одного арэстовали. Сказали: ты боевик, тюр-ма будэш сидеть. Павэзли Ростов, посадили тюрма на два года. А он никогда автомат в руках нэ дэржал. Следоватэл ему так и сказал: ти чечен, значит, бандит. Всэ чечены — бандиты. Абугов тюрма туберкулез заболел и умэр… Такой мастер бил, вах!.. Бери трубка, звони Москва, что сидишь!

* * *

Так вышло, что к компьютеру согласились подпускать только меня одного. Не знаю, как они управлялись раньше, не важно. Может, был специалист из заложников, потом убили или продали. На плантации я пахал по-прежнему, скидок никто не делал. За машиной сидел ночами, на пару с Хусейном. Сначала он просто косился на меня злобно, затем начал требовать объяснений тому, что я делаю. Я рассылал мэйлы куда только мог. Звонил. Просил помощи. Писал по-английски, чтобы этот подонок меня не понял:

Уважаемые дамы и господа!

Мы, трое граждан России (в том числе маленький ребенок), и гражданин Франции, находимся в заложниках у банды боевиков Али Хамзы в районе оазиса Эль-Фахз, приблизительно в пятидесяти километрах от города Загхуран, в пустыне. Нас держат в земляной яме, морят голодом, унижают и избивают. Одного из заложников, гражданина ФРГ Гюнтерй Нагеля, бандиты зверски убили у нас на глазах. Мы трудимся по двенадцать — четырнадцать часов в день, как рабы, на плантации опийного мака. Мы закованы в кандалы. За граждан России боевики требуют выкуп в размере 200 тысяч долларов наличными, за гражданина Франции — 300 тысяч. Нам дан месяц, в течение которого должен быть получен выкуп. В противном случае нас скорее всего убьют или продадут в бессрочное рабство одному из местных племен. Пожалуйста, найдите возможность помочь нам или поставьте в известность о нашем положении тех людей, которые могли бы помочь!