– Не отдадим! – закричал Шкрекун воодушевленно.

– Отстоим! – прокричал Ыгал.

– До последней капли зеленой крови! – крикнул я звонко и страшно. – Бей четвероногих!

На окраине лагеря нас остановили, один из стражников хотел было шутки ради огреть меня дубиной по голове, у троллей чувство юмора на высоте, но Ыгал со Шкрекуном и дубину отняли, и самому чересчур бдительному дали по шее, но я, чтобы не провоцировать, дальше шел с радостным лицом и распростертыми руками, восклицая весело и жизнерадостно:

– Привет, ребята! Привет, привет! Меня зовут Рич, я с вами в родстве, я – гордый сын лесов и вильгельмотеллей, закон – тайга, медведь – хозяин, без добычи не возвращайся, ходить в лесу – видеть смерть на носу, на кентавров ставят, а на троллей кладут… Доблесть сделала из лягушки великого тролля, а из лошади всего лишь кентавра!

Квакарл шел впереди и расталкивал зеленые тела, утихомиривая и объясняя, что я друг и уже почти побратим, так как не просто спас, но и вылечил…

Впереди показался очень даже неприметный шалашик на отшибе. Что-то в нем показалось даже мне опасным и пугающим, а Квакарл остановился и указал в его сторону перепончатой лапищей.

– Вот.

– Ваш колдун? – спросил я с недоверием.

– Великий колдун, – подчеркнул Квакарл с великим почтением в голосе и поклонился, словно тот стоит перед нами. – Шаман!

– Что-то у него шалашик бедноват, – сказал я с сомнением. – Он, наверное, слабоват?

– Он может останавливать тучи! – сказал Квакарл гордо.

Я обернулся к остальным троллям и сказал громко:

– Когда кентавры получают от троллей пару раз по хребту, они превращаются в верблюдов!

Тролли радостно заржали, начали пересказывать порочащую противника новость тугоухим. Хохот пошел перекатываться по всему лагерю, и, думаю, часовые в лагере кентавров подпрыгивают и сжимают в тревоге оружие, опасаясь ночного нападения ввиду такого бурного веселья.

Я издали пригнулся, чтобы не снести лбом верхнюю притолоку из толстой и неошкуренной палки. Жилище в самом деле слишком мало для верховного шамана всего племени, Квакарл вошел следом, держится смиренно и почтительно, даже меньше ростом стал. Я огляделся в недоумении, где же шаман, хижина чуть больше собачьей будки, с запозданием сообразил, что это только крыша, а вон ступеньки…

Квакарл тихохонько спускался сзади, задерживал дыхание, ступеньки земляные, снизу из просторного подвала несет сыростью, просто рай для жаб любого размера.

Я еще на ступеньках шумно потянул носом воздух и сказал самым довольным голосом:

– Как тут хорошо!.. наверху жара, сухой воздух, а тут хоть жаб разводи! Красота.

Квакарл сказал тихонько:

– Ну, я пошел. Если что, отыщешь наверху.

– А ваш шаман?

– Он здесь, – прошептал Квакарл. – Великий и мудрый Фрогакл изволит тебя принять… если не зашибет ненароком.

Я слушал за спиной его шлепающие вверх по ступенькам шаги, полумрак рассеялся, вон там под противоположной стеной ряд плетеных корзин, а между ними спиной ко мне, ничуть не обращая внимания на гостя, худой и мелкокостный тролль, с большой головой и тонкими лапами, что-то деловито перекладывает, сортирует, пробует на вкус длинным узким языком.

Я кашлянул, запоздало подумал, что лучше бы тихонько квакнуть, ну да ладно, умные люди и нелюди на этикет внимания обращают мало, сказал медленно и важно:

– Приветствую мудрого и достопочтенного Фрогакла! Я человек, хотя вроде бы и так видно, но это на всякий случай, так как не всякий человек есть человек, и не всякий тролль заслуживает высокое право называться троллем, а то и вовсе может опуститься… между нами говоря, почти до кентавра…

Тролль повернулся и смотрел на меня исподлобья. Зелено-серое и умное лицо казалось мне хмурым и неподвижным, хотя глупо судить о других по человеческим меркам. Говорят же, что война между кошками и собаками идет только потому, что по-разному машут хвостами, хотя это, конечно, хрень, раз я в нее не верю.

Я продолжал осторожно:

– Люди не участвуют в вашей войне с проклятыми кентаврами, источником всяческих нечистот, потому годятся в посредники. Мне кажется, даже ваша благородная и в высшей мере справедливая война – не совсем уж и выход. Хотя она ставит целью спокойствие, но сейчас несомненное зло. И закончить ее невозможно, война никогда не кончается, она отдыхает. Сегодня самый верный признак могущества – не способность начинать войны, а способность предотвращать их словами и решениями действительно мудрых.

Шаман поднял голову выше, взгляд стал внимательнее. Я ощутил себя увереннее, все-таки огромный риск начинать разговор так откровенно, но к этому троллю с мудрыми глазами почему-то сразу ощутил доверие.

Я перевел дыхание и заговорил уже увереннее:

– Война – всего лишь трусливое бегство от проблем мирного времени. В войне не бывает выигравших – только проигравшие.

Фрогакл произнес медленным и чуточку квакающим голосом:

– А как же со справедливыми войнами?

– Никакая война не может быть справедливой, – возразил я, – потому что воевать справедливо нельзя, даже если воюешь за справедливость. Если вы не покончите с войной, война покончит с троллями и кентаврами.

Он проворчал:

– Главное, чтобы кентавры подохли.

– Вы в самом деле шаман? – спросил я. – Или этот, не к ночи будь сказано, доблестный герой, жаждущий подвигов?

Он опустил голову, похоже, стало стыдно, проворчал:

– Ладно, что ты хочешь? Учти, людей мы не любим. И словам их не доверяем.

– А делам?

– Смотря каким.

– Увы, – сказал я, – вот так взять и выложить дела пока не могу. Но умные люди сумеют больше поверить умным словам, чем глупым и бесцельным делам.

Он подошел ближе, крупные жабьи глаза изучали меня очень внимательно.

– И что у тебя за слова?

– О мире, – сказал я. – Даже если вы, великий и достопочтенный Фрогакл, работаете на войну, все равно понимаете, что расцвет воинского ремесла возможен только в мирное время!

Он буркнул:

– Я не работаю на войну.

– А на что? – спросил я и замер.

Он помолчал, буркнул еще тише:

– Просто так.

– А племя?

– Я ему помогаю, – ответил он. – Это мое племя. А подлые кентавры пришли и захватили храм, в котором я жил и трудился. Потому их надо всех перебить.

– Согласен, – сказал я, поднимая руки, – согласен, мне тоже не понравилось бы, если бы кто-то занял мой храм. С другой стороны… гм… если бы я нашел чужой подходящий, да еще заброшенный…