Дверь скрипнула, из подъезда выходили люди. Крыловостановился: там не один, а сталкиваться в темноте не хочется, пусть проходят…

Но они не проходили. Они вышли и остановились, перегородивдорогу. Крылов рассмотрел четверых. В слабом свете со стороны тусклого неба ониказались големами, какими их изображают в компьютерных играх. Почти квадратные,головы прямо на плечах, непропорционально узкие лбы и массивные челюсти.

Когда Крылов все же сделал осторожный шажок, один из этихшкафов оглянулся, что-то сказал остальным, те начали заходить с боков.

— Так это ты, — сказал первый шкаф соскорбительным равнодушием, — тот самый Крылов?

Крылов чувствовал, как весь сжимается, а сердце вовсеуменьшилось до размеров ореха. Эти четверо выглядят обычнейшими «быками», какихнанимают в телохранители, в охрану, когда нет права на огнестрельное, зато естьправо иметь пудовые кулаки.

И еще он видел по развитым плечам, что эти ребята умеют илюбят кулаками пользоваться.

— Я не знаю, — ответил он осевшим голосом, —кто вам нужен…

— Да ты и нужен, — сказал второй. — Дайзакурить, очкарик!

Это было нелепо, как если бы в это время ночи спросили, какпройти в библиотеку, но Крылов ответил по заученному ритуалу:

— Не курю…

Двое неспешно зашли с боков и чуть со спины, отрезая путь котступлению. Второй, который просил закурить, сказал по одной из ветвейсценария:

— Ах, не куришь?.. Здоровье бережешь?.. Нас, курящих,за людей не считаешь?.. Ну так мы и тебе щас здоровье попортим…

Крылов не успел раскрыть рот, как на спину обрушился удар.Мастерский удар, потому что крик вырвался из горла сдавленным сипом. Очки сразуже слетели, все стало расплывчатым. Он повернулся, успел увидеть смазанные,словно вырубленные из камня лица, а скулу обожгло острой болью.

— За что? — вскрикнул он беспомощно.

Двое ухватили его за руки. Он пытался повиснуть, упасть, ноу них оказались не руки, а подъемные краны, удержали, а третий без размаха, ноочень сильно ударил в лицо, хмыкнул и начал деловито и умело наносить сильныеудары в живот, голову, в грудь, бил по ребрам, снова сильно и безжалостно бил влицо.

Сперва во рту был соленый привкус от разбитых губ, потомКрылов ощутил, как теплая струйка потекла изо рта по подбородку. Он все пыталсяповиснуть, дергался из стороны в сторону, мотал головой, из-за чего удары инойраз получались смазанные.

Ему все сильнее выворачивали руки в суставах, связкитрещали. Он выгибался уже и от боли в предплечьях, как вдруг тот, что держалслева, выругался, его пальцы перестали впиваться в плечо.

— Черт, он забрызгал меня кровью!

Крылов обвис на одну сторону, кулак рассек воздух над егоголовой и остановился. Если бы у него была прическа, как у Откина, то лишилсябы скальпа.

Он ударился о землю, и тогда все четверо начали пинать егоногами. Нет, не просто пинать, а бить умело, холодно, профессионально. Онперевернулся на спину, укрывая почки, поджал как мог колени к груди и согнулруки, принял внутриутробное положение эмбриона…

— Опытный, — определил один.

— Значит, били уже!

— Тогда добавим еще…

Над ним раздавалось тяжелое хаканье. Он в полубеспамятствепытался ерзать спиной по асфальту, хоть как-то смягчая удары, потом с особенносильным ударом обрушилось небо, наступила тьма…

Небо качалось, подрагивало, звезды расслаивались, тьмаобрушивалась, как падающее дерево. Иногда вместо звезд начинали бешеновращаться галактики, похожие на огненные шутихи, вспыхивали фейерверки…

Когда снова очнулся, в голове грохотал камнепад. Сознаниеснова отключилось, перед глазами стало совсем темно, но грохот не обрывался,значит — он не в полной отключке.

По всему телу стегнула боль. Он шелохнулся, боль пронзилаживот. Закашлялся, изо рта вылетел сгусток, повис на подбородке. Соленая слюнавытекала густая. Он с трудом поднял руку, тяжелую и с распухшими пальцами, струдом вытер лицо, охнул.

Оперся обеими руками, попытался оторвать тяжелое тело отземли. Боль стегнула так, что вскрикнул. Руки подломились, ударился разбитымлицом о землю. Онемевшая кожа не ощутила боли.

Он чувствовал, что за время попыток встать сознание терял покрайней мере трижды. Мир пуст, он некоторое время еще надеялся, кто кто-товыйдет, хотя бы собачники, но, видать, отгуляли и собачники, здесь рабочийрайон, либо ложатся рано… либо вовсе не ложатся.

С нечеловеческими усилиями дополз до скамейки, ухватилсяобеими руками. Боль в ребрах стала острой, словно в бока тыкают ножами. Ввисках заломило, с такой силой стиснул челюсти. Начал поднимать непослушное,тяжелое, как асфальтовый каток, тело, в глазах снова стало темно, а изо ртапобежала кровь.

Потом в сознании был провал, а когда пришел в себя, он ужестоял возле двери подъезда. Как он одолел эти четыре шага от лавки — непомнил. Разбитые, переломанные, расплющенные пальцы не гнулись, он досталмагнитный ключ с десятой попытки.

Пискнуло, он едва не заплакал от усилий оттянуть на себядверь. Шел, держась за стену, там оставались кровавые отпечатки ладоней. Лифтзаурчал, опустился, а когда двери распахнулись, от его ладоней снова осталисьтакие же яркие следы: кровь все еще сочилась из порезов и ссадин.

На лестничной площадке, где обычно эти дебильчики затеваютигры, на этот раз тихо, хоть и нагажено втрое больше обычного. Он потащилсяпрямо через блевотину, подошвы от пола не отрывались, сумел отомкнуть дверь,ввалился, услышал, как сзади защелкнулся замок, и дальше ничего не помнил.

Из забытья вырвал пронзительный телефонный звонок. В головегрохот стал тише, зато все тело мучительно стонало, в теле что-то вздувалось,ломалось, рвалось. Он попытался нащупать трубку. Пальцы бессильно поскреблигладкое. Один глаз ничего не видел, вторым рассмотрел сквозь узкую щель, чтолежит щекой на полу.

Телефон продолжал звонить совсем близко. Боль дергала поруке, ему казалось, что она попала под гусеницу трактора. Вслепую поднял руку,что-то зацепил, загрохотало. Трубка ударилась о пол. Он услышал едва слышныйголос:

— Алло!.. Алло!.. Костя, это ты?.. Алло, ни фига неслышно!

Он судорожно искал трубку, нащупал с третьей попытки,кое-как сумел поднести к уху. Взвыл от боли, ухо разорвано, распухло какгрелка.

— Алло?

— Здравствуйте, — послышался после паузыозадаченный голос Черного Принца. — Могу я поговорить с Крыловым?

— Это я, — прохрипел Крылов. — На менянапали…

Трубка выскользнула из рук. Черное забытье нахлынуло, какгнилая вода. Он плыл, тонул, задыхался, пытался вынырнуть, затхлая вода лиласьв горло, в легкие, раздувала его всего.