«Это даёт мне силы жить дальше», — мысленно произнесла она, убеждая свой здравый смысл. Да, они не могут быть вместе, у них нет никакого будущего, но чем может навредить всего одна короткая встреча?

— Госпожа? — Кэтт вздрогнула, услышав тот самый бархатистый голос, не дававший покоя по ночам.

Вэйл скрывал лицо за маской, а глаза удивлённо блестели в сумеречном полумраке — солнце давно село, близилась ночь. Тёмная улочка мерцала тусклыми огоньками керосиновых ламп у ворот. Здесь господ и не встретишь, а прислуга в ярком освещении, по мнению хозяев, не нуждалась. Изредка доносились скрип несмазанных петель, лошадиное ржание, далёкие голоса, но Кэтт не заботило оказаться кем-то обнаруженной, ничего преступного она ведь не совершала.

— Здравствуй, Вэйл, — сказала она, радуясь скупости домовладельцев, во всяком случае он не увидит, как пылают в смущении её щёки.

Словно неопытная девчонка, она сжалась, ругая себя за неподобающее приличным дамам поведение. Подумать только, сама напросилась на встречу с мужчиной! И если бы просто с мужчиной, нет же, с осквернённым. Стыд-то какой!

— Не ожидал вас снова увидеть, — по голосу было слышно, что он рад.

— Я тоже не ожидала, — она не сдержала нервный смешок. — Но я здесь… Хотя сама не знаю, почему.

Вэйл вцепился обеими руками в прутья решётки и заглянул Кэтт в глаза:

— Благодарю вас, госпожа!

— За что? — наигранно удивилась она, при этом прекрасно понимая, что именно ординарий имел в виду. Его влечёт к ней, это было заметно ещё с той встречи, но что это: истинное притяжение или желание потешить своё самолюбие? Наверняка интрижка со свободной у них, рабов, в особой чести.

Вэйл беззлобно усмехнулся:

— Снова ночами гуляете?

— По выходным у меня слишком много дел, да и няня сегодня смогла прийти только вечером и всего на пару часов.

— Няня?

Кэтт грустно улыбнулась. Как правило, мужчин отпугивают чужие дети. Кому нужна уже не первой свежести женщина вдобавок с таким грузом?

— У меня двое чудесных мальчиков, Вэйл, и одних этих сорванцов дома не оставить, малы ещё.

— И вы здесь только, чтобы перекинуться со мной парой слов? — ординарий, казалось, был потрясён услышанным.

— Ну что за глупые вопросы! — Кэтт начинала злиться. Обсуждать с ним свои легкомысленные поступки она не намеревалась. — Лучше бы я сюда не приходила.

Вэйл недолго помолчал, внимательно изучая её, потом буркнул что-то неразборчивое и куда-то исчез. Всё с ним понятно! Оказывается, дети даже рабов отпугивают. Кэтт сокрушённо покачала головой: нет, всё-таки хорошо, что пришла! Разочарование — лучшее средство от пустых иллюзий. Наверное, лучше уйти прямо сейчас, ещё не хватало стоять здесь, как дурочка, в ожидании какого-то там невольника!

Развернувшись, она быстро зашагала прочь, ни капли не жалея о потраченном времени и деньгах на няню. В конце концов, ей удалось избавиться от лживых надежд, изначально бессмысленных и даже опасных. Как же нужно низко пасть, чтобы увидеть в осквернённом мужчину! Неужели она докатилась до такого? Но, не успев повернуть за угол, она вдруг услышала позади чьи-то шаги и резко обернулась, при этом едва не врезавшись в чёрную фигуру. Вскрикнув от неожиданности, Кэтт сердито уставилась на Вэйла:

— Напугал же!

— Почему вы ушли? — ординарий поправил капюшон, чуть сползший при беге. — Я чем-то вас обидел?

— Немедленно возвращайся! Ещё не хватало, чтобы тебя казнили.

— Я не могу отпустить вас одну в такое время, особенно после случившегося.

— Ну как-то же я хожу с работы… Послушай, Вэйл, возвращайся, правда. Зря я пришла, сама не понимаю, что на меня нашло.

— Может и зря, вам виднее, — ординарий осторожно коснулся её плеча. — Позвольте мне хотя бы проводить вас.

— А если твой хозяин узнает, что ты сбежал? — она бросила встревоженный взгляд на особняк.

— Не беспокойтесь, госпожа, меня прикроют, — Вэйл мягко взял её под локоть. — Расскажите о себе.

Они неторопливо шли безлюдными улочками, выбирая самые тёмные. После Скорбной Ночи осквернённым было опасно находиться в городе, теперь даже сервусов редко встретишь без хозяев, а чёрная форма Легиона превратилась чуть ли не в сирену, объявляющую начало боя на Арене.

Почти всю дорогу Кэтт рассказывала о сыновьях, о работе, о своей жизни, стараясь не упоминать Нила. Совесть не прекращая ворочалась где-то в глубине души, но окончательно портить такой прекрасный вечер не хотелось. Вэйл с интересом слушал её, поддерживая беседу вопросами о быте свободных, о её детстве и прочих мелочах, о которых обычный человек и не подумал бы спросить. В такие минуты Кэтт особенно остро ощущала разницу между осквернёнными и людьми, и это казалось ей удивительным, а ещё по-детски забавным его восприятие обыденных вещей.

Ей было легко с ним, спокойно. В какой-то момент она не выдержала и попросила прекратить называть её госпожой. Ей хотелось, чтобы между ними возникла дружба, а это слово будто удерживало невидимую преграду, то и дело напоминая, что рядом не приятный собеседник, а невольник, чьей жизнью распоряжается какой-то богач. Так же, как теперь распоряжались жизнью Роуз…

— Скажи, Вэйл, каково это, жить в Легионе? — наконец решилась спросить она.

— Каково? — ординарий задумчиво склонил голову. — Не знаю, мне ведь и сравнивать толком-то не с чем.

— Я слышала, над вами жестоко издеваются, — последние слова Кэтт произнесла совсем тихо. Её невыносимо терзала мысль, что она собственными руками обрекла Роуз на такую жизнь.

— Разное бывает. Но зачем вам это, Кэтт? Не забивайте себе голову ненужными тревогами.

— У меня была дочь, но её забрал Легион, — это был невольный порыв. За столько времени у неё появилась возможность выговориться, а осквернённый вызывал доверие. Но поймёт ли он, если во всём признаться? Наверное, лучше опустить некоторые подробности, Вэйл наверняка возненавидит её после такого.

Ординарий печально вздохнул:

— Теперь понимаю. И давно её забрали?

— Восемь месяцев назад. Мой муж пытался спасти её, но… — она запнулась, не решаясь солгать. — Но ищейка нашёл нас раньше, чем Перо.

— Вы пытались связаться с Пером? — его глаза удивлённо заблестели. — Но как?!

— Не знаю. Муж каким-то образом вышел на агента. Я тогда была не в себе, мало что соображала. Только родила, а тут такое горе…

Слёзы сами собой покатились из глаз. Ей было горько за свою ошибку, за своё предательство, но ещё горше стало осознание, что где-то там, в чужих руках, растёт её маленькая дочь, при этом всеми ненавидимая, презираемая, обречённая на чудовищную участь жить в неволе.

Она принялась украдкой вытирать слёзы, надеясь, что Вэйл не заметит, но он всё же заметил. Остановившись, ординарий вдруг обнял её, прижал к своей груди так крепко, но так нежно, и Кэтт, окончательно почувствовав, что наконец-то не одинока, громко разрыдалась. При этом ненавидя себя, но жалея, ненавидя Нила за его самоотверженность и желание бороться, ненавидя законы и предков, обрёкших тысячи семей на невыносимые страдания, а ещё понимая, что сейчас стоит в объятиях того, кого ещё совсем недавно брезгливо обошла бы стороной, даже не взглянув в его сторону. И кто она после этого? Гнусная лицемерка, возомнившая, что вправе смотреть на осквернённых свысока только потому, что кто-то за неё решил, что так правильно, только потому, что другие поступают точно также.