В глазах Филомены закипели слезы, и она уронила подбородок на грудь. Это была та самая надежда, которую она хранила глубоко в сердце. Она верила, что муж ответит за боль и ужас, которые она перенесла из-за него. Но как Лиам догадался?

– Потому что, – ответил он тихо, испугав ее тем, что она произнесла свой вопрос вслух, – я знаю, что такое бояться темноты, Мена, и ненавижу человека, который заставил меня ее бояться.

Филомена почувствовала, как жесткие подушечки его пальцев погладили ее по опущенной щеке. Он взял ее за подбородок, зажав его нежно между большим и указательным пальцем, и поднял голову.

– Я попал в самую гущу танца, который я совсем не умею танцевать, – признался он. Его глаза светились призывным светом и искали в ее глазах то, что она не могла ему дать. – Когда вы рядом, я не знаю, что сказать и как себя вести. Я не могу понять, что нужно делать. Я не знаю нежных слов, которые могли бы пробиться сквозь стену, которую вы построили вокруг своего сердца.

Филомена не смела моргнуть, чтобы спрятать слезы, которые повисли на ресницах. Он должен остановиться, а она – отодвинуться. Но – помоги ей бог – невозможно оторвать глаз от его потрясающе красивого лица.

– Я не понимаю, какому желанию следовать, а какому противиться, но я хочу вас с такой силой, что даже боги меня не осудят… и я не всегда могу понять, что я вижу в ваших глазах – страх или ответное желание.

Филомена знала, что это было и то и другое. Она боялась его и боялась того желания, которое он в ней возбуждал, того, что она жаждала, чтобы случилось во тьме.

– Звезды решили, что мы должны встретиться. – Его голос приобрел такую нежную горячность, что в душе Филомены что-то растаяло. – Мы связаны безраздельно, ты и я. Я понял это в ту минуту, как увидел тебя в этом платье.

Филомена хотела возразить, покачать головой и заставить его прекратить, не говорить больше ничего. Но она не могла. Ее сердце бешено стучало, но тело замерло и не двигалось, став пленницей его теплой руки.

– Не надо, – прошептала она умоляюще и взяла его за запястье, чтобы оттолкнуть руку, – это невозможно.

Ведь она замужем, к тому же беглянка, и недостойна такого человека, как он.

– Не надо отрицать очевидное, барышня. – Он улыбнулся ей, и Филомена неожиданно поняла, что можно почувствовать тепло солнечных лучей даже во мраке ночи. – Как ты ни старайся сопротивляться, я все равно тебя добьюсь, Мена. Я не буду настаивать, пока ты сама не сдашься. Но я не остановлюсь, пока последнее из твоих укреплений не упадет к моим ногам.

Далеко внизу протрубил большой горн и разрушил чары, которыми он ее околдовал.

– Меня зовут, барышня, – и прежде чем она успела отвернуться, легко поцеловал ее в губы, потом вскочил на ноги и перешагнул через стенку. – Вас тоже, но я еще не закончил с вами.

Два одинаковых костра с ревом пылали посередине площади, где проходил праздник, их огонь был выше двухэтажного лондонского дома и вдвое шире. Филомена прихлебывала скотч, смешанный с сидром, и надеялась, что никто этого не заметит. Хайлендеры были категорически против того, чтобы смешивать скотч с чем-нибудь, но она еще не привыкла пить виски чистым, хотя старалась приучить себя.

Толпа, состоящая из нескольких сотен гостей, собралась вокруг этих инфернальных костров, а пастухи и егеря гнали самый ценный скот между огней, чтобы очистить и благословить животных перед зимовкой. Кости коров, свиней и разной птицы, которых ранее забили, чтобы накормить очень многих, высушили, поцеловали, благословили и бросили в костры, отчего воздух наполнился мясным ароматом. Если бы Филомена не была уже сыта после обильного ужина, ее рот наверняка наполнился бы слюной.

– Вам повезло, мисс Мена, они скоро начнут ритуал.

Джани появился рядом с ней, одетый в поблескивающую золотом одежду как настоящий магараджа. Его тюрбан сверкал драгоценными камнями, а самый большой украшал середину, откуда поднимался султан из фазаньих перьев.

– Джани, ты выглядишь по-королевски! – воскликнула Филомена.

Смуглая кожа юноши лоснилась от удовольствия.

– Вы очень добры, мисс Мена, но я немею при виде вашей красоты.

– Ах ты, льстец! – Она добродушно толкнула его локтем и снова вернулась к наблюдению за удивительной церемонией. – Что это за ритуал? Никогда такого не видела.

В глазах Джани отражались огни костров, отчего они напоминали глаза тигра.

– Даже в наше время хайлендеры остались очень суеверными. Суровые шотландские зимы особенно опасны для скота, и ритуал, который готовятся исполнить Маккензи, предназначен для того, чтобы упросить богов защитить их скот и овец.

– Понимаю, – ответила Филомена со вздохом.

Громко запела труба, и толпа умолкла при звуках пронзительной мистической мелодии. Потом между костров появился лэрд Маккензи, и в ночи послышался почтительный шепот собравшихся.

Перед ними стоял древний варвар, тот самый, что был изображен на картине над лестницей. На нем не было ничего, кроме килта и башмаков. Лиам Маккензи излучал дикую первобытную мощь. Его руки и торс играли мускулами даже больше, чем помнила Филомена. Они блестели, как шелк, в отсветах костров.

В теле Филомены проснулось что-то темное и непрошенное, она напряглась от первобытного желания, мускулы женского естества обмякли, призывая его к себе. Она сопротивлялась самой идее, когда он предупредил ее на крыше о своих намерениях. Но, глядя на него сейчас как на живое воплощение древнего воина-друида, она не могла вспомнить ни одного препятствия, мешающего ему овладеть ею.

Огонь освещал черные и синие руны, украшающие грудь и руки. Они окружали соски, переходили на плечи, горло и взбирались на нижнюю челюсть.

Браслеты из чистого золота украшали руки выше бицепсов и запястья, на шее сверкал золотой ошейник. Волосы шевелил ветер, но Лиам стоял так близко к пламени костров, что не чувствовал вечернего холода. Черные волосы свободно падали на спину до самых лопаток, на подбородке виднелась темная щетина. Две косы были перекинуты через плечо и касались ключиц, на которых чернели руны.

Он оглядел свой народ с нескрываемой гордостью и удовлетворением, а потом нашел Филомену взглядом там, где она стояла позади толпы. Он послал ей взгляд, полный чувственного обещания, на что тело Филомены невольно ответило выделением влаги между бедер и сильным возбуждением. Как он мог так откровенно провоцировать ее взглядом? И как ей сопротивляться такому соблазну?

«Потому что ты должна сопротивляться», – предупредила она сама себя. Что бы он ни прочел на ее лице, в его глазах появилось выражение такого победного удовольствия, что неожиданно ей захотелось в него чем-нибудь бросить. Например, броситься самой.

Джани, который не заметил их безмолвный разговор, помахал Лиаму.

– Лэрд после смерти отца пропустил всего один Самайн, – сказал он, – и в тот год на скот напали болезни. Поэтому люди требуют, чтобы он каждый год присутствовал на ритуале.