– Умница, барышня! – промурлыкал Гэвин.

Волшебным образом в его руках оказалось два стакана с сидром, и он заменил почти пустой стакан в руках Филомены на свеженалитый.

– Самайн дословно значит «конец лета». Завтра, первого ноября, будет наш традиционный Новый год. Мы, живущие в Хайленде, одновременно опасаемся и уважаем границы и переходы между ними. Мосты, границы владений кланов, перекрестки дорог и пороги домов – это все наши священные места. Здесь появляются обитатели подземного мира. Точно так же самым мистическим и опасным временем для нас являются сумерки, рассвет, Самайн и Белтейн, переломные моменты года.

Филомена приняла из его рук маску и стала перебирать ленты.

– Вы празднуете в это время, потому что боитесь их? – спросила она.

– Именно так. – Он усмехнулся. Благодаря черной маске над чувственными губами эффект получился устрашающий. – С наступлением полночи мы превращаемся в то, чего мы боимся. Мы пьем, пляшем и предаемся разгулу, как будто завтра не наступит. Так мы привлекаем духов, демонов, фей и ведьм праздновать вместе с нами в надежде, что они не обратят на нас свое волшебство в тот период, когда они становятся самыми сильными. Это время междуцарствия.

Филомену охватила дрожь ожидания, она видела вокруг арендаторов, фермеров, пастухов, доярок, землевладельцев и лэрдов, надевших черные маски и превратившихся в пришельцев из Подземного мира шотландских легенд. Из этого мира приходит все доброе и все несчастья, а значит, дьявол готов принять на себя все последствия этой ночи.

Ее согрело сомнительное содержание ее стакана, и Филомена поддалась безумному и головокружительному духу, который, казалось, охватил всю толпу. Она позволила Гэвину надеть на себя маску.

– Умеете ли вы танцевать круговые танцы, барышня? – спросил Гэвин, когда они добрались до людей, танцующих вокруг костра.

– Умею ли я танцевать круговые танцы? – засмеялась Филомена, притоптывая в такт быстрой и веселой музыки. – Да я ведь и Хэмпшира, это мы придумали круговые танцы.

– Мне казалось, вы говорили, что вы из Дорсета, – вмешался весельчак в маске, но по рыжей бороде и веселой ухмылке его без ошибки можно было признать за управляющего Рассела.

Филомена чуть не уронила свой стакан с сидром и побледнела, осознав свою ошибку.

– Правильно, я так сказала, – ответила она, стараясь отыскать выход из положения.

Молодая пышногрудая женщина вырвалась из рук ее чересчур настойчивого партнера и наткнулась на Гэвина, из-за чего напиток выплеснулся из стакана ему на рубашку. Хихикая и принося невнятные извинения, женщина провела рукой по жилету Гэвина, надетому на мускулистый торс. Ее бесстыдные пальцы прошлись по ремню споррана – кожаной сумки с мехом – и опустились до кильта.

– Вы прощены, девушка, поверьте, – пробормотал Гэвин ласковым тоном, в котором чувствовался откровенный намек.

– Найди меня, если захочешь. – Она почти пропела эти слова. – Я сумею вознаградить тебя.

Она поцеловала Гэвина прямо в губы, но потом ее нетвердо держащийся на ногах партнер увлек девицу дальше. Рассел и Гэвин рассмеялись, а Филомена потеряла дар речи.

– Я так поняла, что она сделала вам предложение, – заговорила она наконец.

– Мне кажется, вы правы, – захохотал Рассел.

– Она поцеловала вас прямо перед мужем и перед другими людьми! – воскликнула Филомена. – Я поражена, как он не вызвал вас на дуэль!

Тут Гэвин и Рассел засмеялись откровенным мужским хохотом.

– Ох, барышня, это совсем не ее муж, муж вон где, – и стаканом он указал на край леса, где невысокий, но широкий в плечах мужчина прижал к дереву высокую женщину и упивался ее шеей, как на иллюстрациях ужасных дешевых книжонок, которые читал Эндрю.

– Боже мой! – это было все, что могла вымолвить Филомена.

– Не волнуйтесь, барышня! – Гэвин наклонился к ней и прошептал на ухо, отчего по коже Филомены пробежал приятный холодок: – На Самайн никто не помнит, что они женаты, а на Белтейн дела обстоят еще хуже.

– Да благословят боги этот разнузданный праздник плодородия, – воскликнул Рассел и поднял стакан.

Гэвин чокнулся с ним с веселым возгласом «slàinte mhath!» Делать было нечего, и Филомена чокнулась с ними своим стаканом и выпила большой глоток, хотя мысль, что лэрда нет в этой толпе, портила ей настроение.

В маске или без маски его нельзя не заметить, но его высокую и широкую фигуру здесь не было видно. Может быть, он удалился в лес с какой-нибудь женщиной, чтобы воспользоваться происходящей вакханалией? И погрузился в пространство между бедрами какой-нибудь жаждущей девицы? Эта неприятная мысль заставила Филомену нахмурить брови и ощутить прилив раздражения.

– Научите меня танцевать круговой танец, англичанка! – попросил Гэвин, его зеленые глаза озорно блестели под маской. – Пусть это будет Хэмпшир или Дорсет, не важно, откуда вы прибыли к нам.

Филомена положила ладонь в руку, протянутую Гэвином, и подумала, что его объятия не вызывают в ней той дрожи волнения, какую вызывают руки Лиама, поэтому они для нее безопаснее. А значит, позволительнее. Если все присутствующие пьют, танцуют, флиртуют и… продолжают в том же духе, то почему бы и ей не принять в этом участие? Приближался ведьминский час, и чем позднее становилось, тем разнузданнее становился вечер. Если на праздник Самайн никто не помнит, что они женаты, то почему бы и ей не забыть про это!

Лиаму нетрудно было найти Филомену в праздничной толчее, пока он шел по периферии танцующей толпы хайлендеров в устрашающих масках. Ее было видно издалека. Сверкающие рыжие волосы, убранные в благопристойную прическу, сейчас растрепались. Передняя часть укладки сохранилась, зато сзади волосы упали на спину и достигали до талии блестящими волнами и кольцами. Огонь отражался на изумрудно-зеленых лентах, продернутых через черные кружева, украшавшие корсаж. На ее алебастровой груди играли отблески золотого огня. Она танцевала вокруг костра в круге, состоявшем из сорока человек. С обеих сторон ее окружали мужчины, добивавшиеся ее внимания и старавшиеся обучить ее элементам танца.

Его дети были правы – она прекрасно танцевала. Филомена весело смеялась, когда спотыкалась, и ее хрипловатый нежный смех вызывал у мужчин вокруг нее сладострастные улыбки. Помогая ей восстановить равновесие, они старались руками схватить ее за любые места.

Мучительные черные кинжалы впились ему в сердце, когда он увидел, как она наслаждается мужскими знаками внимания. Кто бы мог подумать, что его прелестная добропорядочная гувернантка способна двигаться с такой роскошной дьявольской грацией?

Но главным словом для него было слово «его». Разве он не ясно дал понять и ей, и всему клану, что намерен добиться ее? Глаза Лиама неотрывно смотрели на пышные формы Филомены, пока он пробирался по самому краю освещенного костром пространства. Он видел, как она прыгает, смеется, наблюдая, как огонь сверкает в ее волосах.