– Я плачу тебе не за ум, барышня, и сними-ка ты все это.

Его пальцы добрались до кружев ее платья. Она накрыла его руки своими изящными пальцами, и Лиам понял, что ему трудно видеть понимание, мелькавшее в глазах Мэри.

– Я давно тебя знаю, Лиам Маккензи. И я хотела тебя задолго до того, как ты сам пришел ко мне, еще тогда, когда ты хранил верность своей безумной жене.

– Не надо об этом, барышня! – предупредил он и убрал руки.

– Ты меня хотел тогда, хотел как сумасшедший, если я правильно помню.

Она повернулась, пошла в роскошно обставленную гостиную и села, раскинувшись, на козетку нежного зеленого цвета, которая прекрасно гармонировала с броскими золотыми гардинами. Даже эта комната была оформлена так, чтобы подчеркнуть ее красоту. Цвета мебели и обоев подчеркивали смуглость кожи и контрастировали с темной бронзой ее платья.

Обмахнувшись веером, она с обдуманной грацией тряхнула кудрями:

– Я знала, что, когда ты наконец придешь и возьмешь меня, эта встреча потребует длительного восстановления. И, как всегда, я была права. Я целую неделю ходила сама не своя. – Ее лицо осветилось от приятного воспоминания.

Так чего же они медлят?

– Разденься, и я сделаю так, что ты много дней будешь парить над землей!

Она покачала головой, и в глазах блеснуло сожаление и доброе сочувствие.

– Нет. Если ты еще не влюблен в кого-то, – я не знаю, кто она, – то уже готов влюбиться. Я тебе уступлю один раз, но потом ты будешь так мучиться стыдом и раскаянием, что уйдешь от меня совсем. Я не хочу, чтобы мы с тобой расстались таким образом.

– Скажи мне, – спросил Лиам саркастически, – гадания и предсказания оплачиваются лучше, чем проституция?

– Ты жесток, потому что я права, – ответила Мэри резко.

Он яростно уставился на нее, но она отвечала ему тем же.

– Садись, мой лэрд, и выпей со мной, – пригласила она. – Можешь рассказать мне о ней.

– Нет, спасибо. – Лиам опасался пить в такую минуту.

– Тогда выпей чаю, – и Мэри указала на чашки, стоящие около нее.

Лиам согласился и присел на одинокое кожаное кресло, стоящее рядом с камином, которое явно было приготовлено для посетителей-мужчин. Мэри молча разлила чай, а он наблюдал за ней. Внутри у него все переворачивалось от вожделения, разочарования и, если быть честным, от облегчения.

Лиам взял из ее рук тонкую чашку из костяного фарфора, которую она передала ему через стол, и постарался не выпить содержимое чашки одним глотком. Он никогда особенно не любил чая и всегда чувствовал себя неловко, держа в руках хрупкую вещь.

Мэри глядела на него с умным сочувствием:

– Мне нравится, что я никогда не могла по-настоящему тебя разгадать. Ты – подполковник Маккензи и Демон-горец. Ты смело бросаешься в схватку, не моргнув глазом, не трусишь в самых опасных ситуациях. Но увлекся женщиной… которой так боишься, что готов бежать?

Лиам ничего не ответил и поставил на стол чашку с чаем. Он бежал не только от Филомены, он бежал от себя самого, от унижения, которое ощутил после признаний, сделанных в темноте. Он поделился с ней своими тайнами, своей болью. Он раскрыл всю силу своего вожделения… И это ее напугало.

Он обещал оставить ее в покое, но даже когда произносил это, знал, что лжет. Не мог он оставить ее в покое. Мисс Локхарт стала частью его самого.

– Это любовь? – спросила Мэри ласково.

– Это… очень сложно.

– Любовь – это всегда сложно, дорогой, – и она рассмеялась. – Поэтому я занимаюсь тем, чем занимаюсь, чтобы не влюбиться в кого-нибудь, кто этого достоин. Сложности – это скучно, кроме тех случаев, когда они происходят с другими.

Лиаму показалось, что ее легкое отношение к ситуации позволяет ему признаться в том, чего он боялся и что только подозревал.

– Она не хочет иметь дело с Демоном-горцем.

– Но у тебя же есть много других титулов и званий, – напомнила Мэри с иронической усмешкой.

– Кажется, ее они совсем не интересуют.

Это восхищало его в Филомене. Он охотно использовал бы все свои титулы, только чтобы получить от нее желаемое, но не был уверен в их действенности.

Мэри только пожала плечами:

– Тогда будь Лиамом Маккензи. Просто мужчиной.

– Я не знаю… кто это.

– Если она хорошая женщина, она поможет тебе узнать.

Он покачал головой, а на сердце становилось все тяжелее.

– С ней плохо обращались, и она знает, что я – человек неистовый, буйный. Она меня боится…

– И все-таки? – подсказала Мэри.

– Она на меня кричала, – ответил он, сам себе не веря. – Прошло много лет с тех пор, как кто-то осмелился… Она мне сказала, что я не могу ей приказывать, что она – женщина со свободной и независимой волей. И назвала меня самодуром и наглым дикарем.

– О господи! – Мэри спрятала улыбку за веером. – Что же ты сказал ей в ответ?

– Я ее поцеловал. И она ответила на поцелуй.

– Женись на ней, Лиам, – приказала Мэри и резко сложила кружевной веер. – И как можно скорее. Завтра, если получится.

– Я ей не нужен, – ответил он растерянно.

– Не смеши меня. Любая женщина хочет тебя заполучить.

Мэри разглядывала его с любопытством, прихлебывая чай.

– Только не она. У нее есть тайна, болезненная тайна. Она меня избегает, мне кажется. Но иногда она смотрит на меня так… как будто хочет меня, как будто понимает меня.

– У всякой женщины есть свои секреты.

Мэри нетерпеливо вздохнула и со стуком поставила свою чашку на стол. Потом хлопнула закрытым веером по его руке, чтобы привлечь к себе внимание.

– До сих пор удивляюсь, как это большинство мужчин не догадывается, что за женщиной, которая не охотится за титулом или деньгами, нужно ухаживать, безмозглые вы идиоты, хотя я люблю вас.

– Ухаживать? – Слово звучало для него как иностранное, и сама идея казалась ему неожиданной. – Ты имеешь в виду дарить подарки, драгоценности?

– Нет, черт побери! – Она театральным жестом подняла руку ко лбу. – Самое ценное, что ты можешь подарить женщине, достойной женщине, – это доверительные отношения, время, правду, безопасность и дружбу.

– Дружбу? – Лиам тоже поднял руку и прижал к виску, где у него начала пульсировать боль.

– Говори с ней, узнавай ее, и пусть она узнает тебя. Интимность возникает не только в спальне. Чтобы полюбить друг друга, вы должны сначала понравиться друг другу. Она тебе нравится?

Лиам задумался. Ему нравилось, как она ведет себя с его детьми, как с ними разговаривает. Ему нравилось, что для практичной женщины она ведет себя как идеалистка. Ему нравилось, как она ест: с удовольствием, но соблюдая хорошие манеры. Как причесывает волосы, как морщит нос, какие книги читает, хотя содержание многих он не понимал. Ему нравилось, что ей можно поведать свои секреты в темноте, и она никогда не будет его стыдить за это. Что она относится к нему с сочувствием, и в сочувствии нет оттенка жалости.