Наверное, мы бы еще долго думали, но в это время мне позвонила классный руководитель сына и говорит: «В нашу школу пришла новая завуч, хочет с вами встретиться». Я была, мягко говоря, удивлена. К нам отродясь ни у кого в школе претензий не было. Классный руководитель Андрея – прекрасная женщина, с которой он замечательно общался и играл в футбол с ее сыновьями – обязательно сказала бы мне, если бы возникли какие-то вопросы. Я пошла в школу. И попросила Сергея сопроводить меня.

Заходим в кабинет завуча и видим этакую домомучительницу, этакую Мисс Эндрю из фильма «Мэри Поппинс» в исполнении Табакова. Железобетонный стержень внутри и очень недобрый взгляд. «Андрей может подождать в коридоре, а вы заходите», – кивнула она нам. И прямо с порога начала: «Значит, так! Вот эти ваши богемные семьи! Ребенку некогда учиться из-за вашего образа жизни!» Я аж рот открыла. «Нормальный разговор пошел!» – думаю. «Подождите, – говорю, – минуточку». – «Нет, это вы погодите! Вы меня выслушаете!» – и дальше продолжает намекать на то, что у нас дома вертеп и мы своими пьянками мешаем мальчику уроки делать. Классная руководительница, которая тоже была в кабинете, во все глаза на нее смотрела, не понимая, что делать. Сергей застыл на месте. Он в то время был просто гиперпопулярен, и его появление в любом кабинете, где есть женщины, обеспечивало ему внимание всего коллектива, дамы таяли от его обаяния. Но на эту женщину его присутствие повлияло иначе. Комплексы какие-то в ней всколыхнуло. Тетя закончила свою псевдонравственную тираду и замолчала. Я говорю: «А теперь вы меня слушайте. Какие у вас претензии к мальчику?» – «Он мне портит картину успеваемости. У него иногда тройки по математике проскакивают». Я говорю: «Но вы же знаете, что их со следующего года будут делить на потоки, он пойдет в гуманитарный класс, с русским и литературой у него все прекрасно, и он перестанет вам портить картину». Но завуч снова начинает свой разговор про богему и вертеп. Я, в свою очередь, говорю: «Значит, так!» Сергей аж в стену вжался от звуков моего голоса. «Вы меня не знаете, первый раз видите. У Андрея есть все условия для учебы – отдельная комната, стол, компьютер. Мы с мужем не пьем ни капли спиртного (в этом месте крашеные брови завуча полезли на лоб – она, видимо, не предполагала, что существуют на земле актеры, которые не пьют). Мы никогда дома не устраиваем никаких вечеринок и даже дни рождения празднуем в кафе. Этот ребенок никогда не оставался один и не был предоставлен сам себе. За ним всегда кто-то приглядывал – в основном я, а в мое отсутствие папа, сестра, бабушка-дедушка. С чего вы взяли, что наш образ жизни чем-то отличается от вашего?»

Завуч слегка присмирела. В этот момент с ней можно было как-то договориться, но я поняла, что потом она все равно не даст жизни моему сыну – очевидно, что чем-то мы ей все не нравились. Решение пришло мгновенно. И неожиданно я сказала: «Скажите, пожалуйста, как я могу забрать прямо сегодня документы ребенка? Хочу перевести его в другую школу». Классная чуть в обморок не упала, принялась меня отговаривать, но я пошла в приемную директора и забрала личное дело Андрея. Так он оказался в школе «Золотое сечение». После школы Фридмана взяли его туда с распростертыми объятьями.

Оказалось, что в этой школе учатся дети очень серьезных людей, дипломатов, например, в том числе и иностранных, но русским языком в полной мере владеют далеко не все из них, и учителя очень обрадовались уровню образования и подготовки Андрея. Но ему иногда там было не по себе. Там учились те, кого тогда называли мажорами. Дети богатых родителей. Одна девочка захотела на собственный день рождения нарядиться в платье «как у Бейонсе» – искомое платье через несколько часов прибыло к ней из дорогущего бутика. Другой мальчик, по рассказам Андрея, приезжал в школу с личным шофером на своей «Бугатти». «Стоп, – говорила я ему, – это не его “Бугатти”, а его папы, это большая разница». Но, как бы то ни было, наш «Фольксваген Гольф», который я тогда водила и на котором иногда подкидывала сына до школы, выглядел на общем фоне очень скромно. Зато учеба не доставляла ему никакого труда. Я спрашивала его: «Почему ты вечером так быстро уроки делаешь? Вам мало задают?» Нет, говорил он, успеваю все на уроках делать. И учителя им были довольны. Пришло время выпускного, и перед нами встал вопрос, как мальчика одеть, чтобы он не выглядел бледно на фоне этих девочек и мальчиков. А подготовка шла нешуточная – мальчики выбирали, «Бриони» им покупать или «Армани», девочки обсуждали, в каких салонах будут наращивать волосы и ногти. «Я не вижу смысла в покупке дорогого костюма», – сказал Андрей. Он тогда стремительно вырастал из всех вещей, и было очевидно, что выпускной костюм он бы надел в лучшем случае пару раз.

Стали думать, как быть, и тут ему пришла в голову смелая мысль. «Давай твою портниху попросим сшить мне килт». Я переспросила: «Что сшить?» – «Килт, – говорит, – обычный шотландский килт, ты не ослышалась. Позвони, пожалуйста, портнихе и спроси, есть ли у нее ткань с рисунком в клетку?» Я осторожно задала подруге вопрос, она заверила меня, что у нее найдется зеленая клетка, Андрей махнул рукой, мол, подойдет, шей. Взял у меня оранжевый берет, нашел пиджак, галстук и белую рубашку, черные гольфы и ботинки и выдохнул с облегчением – костюм на выпускной был готов.

Я смотрела на него с удивлением. Все еще не могла понять, как это он решился – среди всех этих «Версаче» и «Армани» оказаться в килте. Но Андрей прямо очень воодушевился. Выпускной гуляли на полную катушку. Во дворе школы расстелили «красную дорожку», поставили «пушку», которая стреляла золотыми конфетти. Андрей приехал в обычной одежде, тихонько переоделся в кабинете в свой килт и отправился на «дорожку». Учительница потом делилась впечатлением от появления Андрея на публике. «Знаете, мы в нашей школе разное видели, в чем только дети не приходили на мероприятия! Вы же понимаете, дети каких родителей у нас учатся. Но так, чтобы выпускник заявился в килте – такого еще не было. Другие дети на его фоне просто потерялись». Оно и понятно, подумаешь, кого там мог удивить костюм от дорогого бренда с отливом или бриллианты в ушах. Кто их не видел. В общем, мой сын произвел фурор.

Поступать Андрей решил в театральный. И это было понятно. Один дедушка у мальчика был музыкант, второй – артист, про нас с его отцом и говорить нечего. Потомственный актер, словом. Но он не был до конца уверен в том, что хочет идти по нашим стопам. Он слишком хорошо знал все плюсы и минусы этой профессии: видел, как мы ждали работы месяцами, как нервничали, когда ее не было, какой ажиотаж возникал вокруг любого известного актера, куда бы тот ни пришел. Все это Андрею было очень хорошо известно. Да и по складу характера Андрей был скорее философ, скорее по типажу – Пьеро, а не Арлекин. Именно поэтому в его голове возникла идея пойти на режиссуру, но после того, как два маститых режиссера, признанные мастера в своем деле, в один голос принялись его от этой идеи отговаривать, Андрей одумался. И отправился на подготовительные во МХАТ. Курсы тогда вел Игорь Золотовицкий. И все вроде у Андрея шло хорошо, но не горел он этими занятиями, горячего желания не наблюдалось. Однажды я сидела в пиццерии напротив МХАТа и ждала, когда Андрей выйдет с занятий. В пиццерию зашел Золотовицкий. Я говорю: «Игорь, скажи мне честно, какие перспективы у мальчика?» Он говорит: «Ты же сама знаешь, что все будет зависеть от конкурса, от количества человек на место. И вроде у него все классно, но нет такого, знаешь, куража абитуриентского. От детей, которые действительно хотят стать актерами, энергия такая идет, что из ушей дым валит. У Андрея я этого не вижу». Я говорю: «Ну он другой человек. Он по типажу не такой, как Ролан Быков, он скорее, как Баталов, Хабенский или Тихонов. Не всем же торпедами быть». Игорь говорит: «Я согласен с тобой».