Это было здравое предложение. Я же их узнал. У Лиама я вел уроки, славный парень, хорошо играет в гандбол. Сбился с пути после развода родителей. А Бленидон из тех неуверенных в себе подростков, которые всегда добывают себе авторитет жесткими поступками.

— Даже не думайте! — сказал Ула. — Станьте к стене!

— Но…

С ненужной силой оттолкнув меня в сторону, Ула сделал несколько резких шагов и, приблизившись к парням, вытащил из кармана брюк продолговатый черный предмет.

— Что это? — спросил я.

Дубинка. Складная дубинка.

— Руки на стену! — заорал Ула.

— Прекратите! — сказал я. — Мы позвоним их родителям. Мы заявим в полицию.

Ула отметал все возражения, размахивая дубинкой:

— Им никто и ничего не сделает, даже если мы заявим.

Тут Лиам сделал резкий маневр, пытаясь вырваться, но Ула перекрыл ему путь и ударил. Одновременно Бленидон понял, что для него это шанс, и за спиной у Улы бросился к двери. Я сделал шаг в сторону и дал ему уйти.

— Ну все, хватит, — сказал я.

Но Ула продолжал угрожать Лиаму дубинкой.

— Клянусь, я на тебя заявлю, — сказал Лиам и сплюнул кровью. Его щека мгновенно распухла.

— Что, черт возьми, происходит? — проговорил я.

Они стояли друг против друга, как на дуэли. В конце концов Ула отступил, по-прежнему держа дубинку в поднятой руке.

Лиам провел рукой по разбитой губе, посмотрел на меня с обидой и скрылся во дворе.

Хватка Улы ослабла, дубинка выпала у него из рук.

Голова кружилась. Насилие всегда вызывало у меня отвращение, но после того, что случилось в стокгольмской школе, мне пришлось признать, что оно живет в каждом из нас. Под кожей. У Улы. И у меня тоже.

— Черт… — проговорил Ула; он тяжело дышал, держась руками за колени. — Это ведь останется между нами, да?

— Разумеется, — ответил я.

Там, где уже живут ложь и тайны, всегда найдется место для очередного секрета.

После катастрофы

Понедельник, 16 октября 2017 года

Наш дом — прибежище привидений. Свет выключен. Из звуков — только скрип стен. Обеденный стол похож на прилавок цветочного магазина. Я осторожно переворачиваю и читаю прикрепленные к букетам открытки с соболезнованиями.

«Мы думаем о вас».

«С тоской и любовью».

Я разрываюсь, точно тряпка, выкрученная мраком. Даже плакать больше не могу.

Сиенна отводит детей в их комнаты, а я целый час просто стою в душе под струями воды. Нахожу щетку-мочалку в ящике Бьянки и жестко скребу всего себя. Когда я выхожу из кабинки, воздух в ванной густой от пара, а все тело покрыто красными пятнами.

Я стою у окна в гостиной. Стучу лбом о стекло. Улица и весь мир лишились цвета. Я не понимаю, как буду жить без Бьянки.

Я кончился. У меня нет сил. Все мускулы как будто атрофировались. Дрожащей рукой наливаю виски и сажусь на диван. Пытаюсь представить Бьянку — другой, не той, какой она была, когда оставила меня, но память рисует только зыбкие тени. Я больше не вижу ее лица. И голоса не слышу. Все, что мне осталось, — «БМВ» во дворе, искореженный велосипед в сполохах синего проблескового маячка и крик Жаклин.

Я встаю, чтобы налить еще виски, но дойти до бара не успеваю — звонит телефон.

Незнакомый номер.

Я колеблюсь — надо ли отвечать. Рингтон доиграл почти до конца, когда я нажимаю на зеленую кнопку.

— Микки.

— Микаэль Андерсон? Это из полиции Лунда.

Тот же сотрудник, который допрашивал меня в субботу, сообщает, что у него новая информация о ходе предварительного следствия.

— Расследование показало, что преступление можно исключить. В пятницу произошел несчастный случай.

Этого не может быть. В газете писали, что Жаклин подозревается в преднамеренных действиях. Я делаю несколько неровных шагов и хватаюсь рукой за спинку дивана.

— Мы провели техническую экспертизу автомобиля, осмотрели место происшествия, а также допросили всех участников, — говорит полицейский. — Я понимаю, что вам очень тяжело, но все указывает на то, что произошел несчастный случай.

Я хочу возразить, но слова застревают в горле. Как можно просто убить человека и не понести за это наказания? А куда делась неосторожность при управлении транспортным средством, повлекшая смерть человека?

— Лучше позаботьтесь о своей семье, — говорит мне полицейский. — Вашим детям вы нужны сейчас как никогда.

Я отключаю телефон и падаю на диван.

Что это? Бьянки больше нет, дело закрыто. Что мне делать дальше?

Пустота внутри начинает медленно заполняться. Мрак становится цветным. Это цвет не горя и не боли, а раскаленной ярости.

Мне нужна Жаклин.

— Как ты? — окликает меня в коридоре Сиенна. У нее темные круги под глазами.

— Я… Бьянка… — Я не могу произнести ничего вразумительного.

— Дети уснули.

— Спасибо.

Я тру виски:

— Жаклин. Я должен поговорить с ней.

— Зачем? Разве в этом есть смысл? — пожимает плечами Сиенна.

Наверное, нет. Но я хочу посмотреть ей в глаза, когда она будет говорить, что это был несчастный случай и что она не увидела Бьянку на велосипеде. Я хочу сказать ей, что она разбила жизнь, мою и моих детей.

— Бьянка была уверена, что между тобой и Жаклин что-то есть, — сказала Сиенна. — Она писала мне, что застала вас вместе. Ты изменял моей сестре?

— Да, я поцеловал Жаклин. Это абсолютно ничего не значило, но так случилось. Я люблю Бьянку. Я всегда ее любил. Она для меня все.

В настоящем времени. И так будет всегда.

Сцепив кулаки, я прижимаюсь лбом к костяшкам пальцев. Дышать, дышать. Как это пережить? Я предатель, а Бьянки больше нет.

— Бьянка же не рассказывала тебе о ее сообщении? — спрашивает Сиенна.

— Каком сообщении?

Сиенна делает глотательное движение. У нее красные глаза.

— Насколько я поняла из ее слов, она заявила на Жаклин в мэрию после того, что произошло с Беллой в садике. Когда Жаклин об этом узнала и ее перевели в другое место, она отправила Бьянке СМС-сообщение… можно сказать, с угрозами. Но она ревновала. Боялась, что Жаклин отнимет тебя у нее.

Невыносимо.

Если бы мы могли поговорить…

— Что она написала? Жаклин?

Сиенна садится в кресло, наклонившись вперед и скрестив ноги.