Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что? – нетерпеливо подгонял его Франко.
– Ваши люди груз задержали, – потупив глаза, вздохнул Маркин. – Когда канадцы стали протестовать, им заявили что есть приказ каудильо ничего крупногабаритного не пропускать: а вдруг там разобранные танки, которые хитроумные большевики хотят доставить республиканцам?
– Был такой приказ, – подтвердил Франко. – Но там же трубы, неужели не видно, что это трубы?
– Конечно, видно. К тому же изнутри эти трубы обработаны специальным составом, для которого соленая вода хуже кислоты. А если учесть, что через Атлантику их везли на открытой палубе, которую все время заливало, то трубы могли испортиться. Хорошо, что моряки догадались эти длиннющие трубы с двух сторон забить деревянными пробками, а ящики со станками залить смолой.
– Молодцы, правильно сделали, – похвалил моряков Франко. – Значит, дело за малым, за тем, чтобы наказать излишне ретивых чиновников и дать зеленый свет канадским трубам?
– Не знаю, – пожал плечами Маркин, – может, наказывать никого и не надо, а вот ваш приказ как можно быстрее пропустить геологическое оборудование был бы не лишним.
– Считайте, что этот приказ уже отдан! – несколько выспренно произнес Франко. – Желаю успехов, и не только в поисках нефти. Передайте вашему президенту, что как хороший фашист он и впредь может рассчитывать на мою поддержку.
Знал бы самоуверенный каудильо, о чем идет речь и как ловко обвели его вокруг пальца, ни за что не пропустил бы через контролируемую им территорию ни геологов, ни буровые станки, ни, тем более, длиннющие трубы.
Началась же эта история с того, что как-то вечером в кабинет Скосырева ввалился неправдоподобно элегантный то ли мистер, то ли сэр, но явно не синьор, который хлопнул президента по плечу и на чистейшем русском языке прокричал:
– Здорово, прохиндей!
– То есть как, – начал было Борис, – как это – прохиндей? Что вы себе поз…
– Да иди ты к черту! – расхохотался посетитель. – Ишь чего возомнил: царь, король, президент, а на самом деле прохиндей. Обыкновенный, понимаешь ли, прохвост, штукарь и прохиндей, которого к тому же я посадил на этот трон, – сбросил он пальто и зашвырнул в угол шляпу.
– Батюшки-светы, – по-бабьи ойкнул Борис и бросился к визитеру. – Валька, Костин, ты ли это? Какими судьбами?
– А вот такими, – по-хозяйски уселся в президентское кресло Костин. – Креслице-то ничего. А ведь в нем должен был сидеть я. Разве не так?
– Да так, так, конечно, так! – зашелся от радости Борис. – Господи боже, неужели это ты? Какими ветрами? Ведь ты же был по ту сторону океана. Зачем ты тут? Почему не предупредил? Что-то случилось? – заглядывал он в глаза другу. – Не томи, выкладывай все сразу, а то меня разорвет от любопытства.
– Не торопись. Рассказывать буду долго, поэтому прикажи-ка ты по старой памяти накрыть приличный стол. Или в твоих закромах хоть шаром покати?
– Ты за кого меня держишь?! – сделал вид, что обиделся, Борис. – Чай, не лаптем щи хлебаем: едим со столового серебра, пьем из хрустальных кубков, вина – из лучших подвалов Европы, закуска – от икры и семги до грибов-лисичек и седла барашка. Что господин Костин предпочитает?
– Мечи, дружище, все! Я две недели болтался в море, наше корыто так мотало, а меня так укачивало, что в рот почти ничего не брал. Теперь готов съесть кабана!
Тут уж Борис расстарался вовсю: стол ломился от изысканных блюд, вин и коньяков! Как и в старые времена, господа офицеры пили и ели вкусно, смачно и весело. Они рассказывали анекдоты, вспоминали смешные истории и чуть ли не пускались в пляс. Но при всем при том оба как бы подкарауливали друг друга, чтобы расспросить о том, как жилось все это время, на что ушли силы и здоровье. Первым не выдержал Скосырев.
– Ты мне все-таки скажи, – подливая Костину, спросил он, – что тебя сюда занесло? Здесь же все-таки война, бывает, что и стреляют.
– А вот это и занесло! – бесшабашно улыбнувшись, махнул очередную рюмку Костин.
– Бизнес, что ли, такой? – нахмурился Борис.
– Какой там, в черту, бизнес, – отмахнулся Костин. – Этот поганый бизнес вот где у меня сидит! – чиркнул он ладонью по горлу. – Ну, навел я порядок в делах моей жены, ну, разогнал воров и прихлебал, ну, разобрался в этих паскудных акциях, контрольных пакетах, дивидендах и прочей хрени, а толку? Толку от этого никакого нет. И счастья нет! – грохнул он кулаком по столу.
– А дом, а семья, а Мэри? – робко вставил Борис.
– Ни дома нет, ни семьи, – поник головой Костин. – Я ведь как думал: если богатый, то, значит, счастливый. А это, оказывается, не так, совсем не так. Деньги – это одно, а счастье – совсем другое. Пока я, приумножая капитал, вертелся, как волчок, все шло вроде бы нормально, вернее, ничего нормального не было, просто я ничего не замечал. А потом, когда появилось свободное время, я подошел к зеркалу, посмотрел на свою ставшую, как у хорька, физиономию и понял, что надо либо стреляться, либо круто менять образ жизни.
– Этого еще не хватало, – начал его урезонивать Борис. – Уйти к праотцам – это, конечно, выход, но для этого нужна серьезная причина.
– А тоска, которая меня заела, это не причина?! – всхлипнул Костин. – А скука? Нет, ты знаешь, что такое не проходящая ни на минуту скука, когда изо дня в день одни и те же дела, одни и те же люди, одни и те же лица? Нет, Борька, ты этого не знаешь, потому что ты – счастливый, это видно невооруженным глазом.
При этих словах Борис густо покраснел, но уточнять, почему он выглядит таким счастливым, не стал. «Не буду же я ему рассказывать про Терезу, – подумал он. – А может, и расскажу, но попозже, когда выясню, что там у него с Мэри».
– А тут еще на глаза стали попадаться газеты с рассказами о том, как ты здесь лихо правишь, как стал королем, царем и президентом Андорры одновременно. «Эх, – подумал я тогда, – и какого черта я подарил эту идею Борьке, сидел бы сейчас в президентском кресле сам и был бы занят серьезными государственными делами!»
– Не думай, что это так просто, – поджал губы Борис. – В том кресле, в котором ты сейчас сидишь, я бываю редко, страна у меня хоть и маленькая, а забот полон рот.
– Я и не думаю, что руководить страной просто, – миролюбиво заметил Костин, – тем более в то время, когда у твоих границ идет война. И это главное! – вскочил он. – Когда я понял, что самым страшным врагом человечества является фашизм, то тут же решил, что мое место среди тех, кто с этим порождением ехидны борется.
– Ты что, – уточнил Борис, – хочешь вступить в интербригаду? Их у республиканцев семь штук, могу посодействовать.
– Нет, – отмахнулся Костин, – в интербригаду я вступать не буду. Такую бригаду, а вернее, батарею я создам сам.
– Какую еще батарею?
– Зенитную! – схватил он тросточку Скосырева и с силой рассек ею воздух. – Как мне известно, самолетов у республиканцев мало, и немецкие, как, впрочем, и итальянские летчики, города и села бомбят безнаказанно. А я ведь все-таки артиллерист, и, если ты помнишь, неплохой артиллерист.