Я сажусь на столе и задерживаю дыхание, когда Гриша начинает быстро натягивать на себя свою одежду. Боксеры, шорты…

— Гриш?

…Футболка. И его сожалеющий взгляд на меня, который словно режет.

— Завтра в семь буду здесь.

— Останься… — сиплю еле слышно сквозь слёзы, уже прикрываясь своим платьем.

Гриша хмурится, играет желваками, несколько секунд ещё не мигая смотря мне в глаза, а затем еле заметно качает головой.

— Спокойной ночи.

Глава 28

«Гриша»

Буквально выталкиваю себя из квартиры и, ничего не видя перед собой, спускаюсь к своей. В ушах звенит Её голос. Оглушает. Перед глазами Её блестящие от слёз глаза. Слепят. Рвёт изнутри от того, как хочу вернуться. Прижать её к себе и, блять, больше не отпускать. Но мне нужно всё обдумать. Именно сейчас мне нужна эта ебучая, нескончаемая тишина в моей квартире.

Заваливаюсь внутрь и падаю на диван, схватившись за голову. Сейчас, там ко мне пришло осознание, что наше воссоединение, наверное, неизбежно. Как могу остаться без неё? Без сопровождающего меня и дальше голоса, запаха, этих её горящих глаз. Слишком успел привыкнуть к такой роскоши, как она в моих руках. Наверное, я слабак, ведь так люблю, что готов простить всё на свете. На всё готов закрыть глаза, лишь бы быть рядом. С ними рядом. Одному херово. Без них херово. Так, что, ложась ночью спать, кажется, что жизнь проёбывается впустую. Я стал беспредельно жадным до того самого смысла, мне мало того, что я получаю день за днём. Что толку, когда нет топота маленьких ножек по нашему дому, когда утром я не могу обнять любимую женщину.

Но мне нужно сложить в голове всё по местам. Ведь если я возвращаюсь, то отпускаю всё саднящее грудь. А «отпустить» всё это время было сложно. Единственная женщина на свете, с которой я испытал лучшее в жизни. Единственный человек в моей жизни, сумевший меня растоптать, поставить на колени.

День суда ударил меня наотмашь. Ещё утром у меня не было ни одного ребёнка, а ночью их оказалось почти два. И даже тогда мне уже казалось, что вся злость на Таню позади, ведь я понял, что без неё не смогу. Смертельно боюсь, если её не станет. У её мамы был рак мозга, а она потеряла сознание у меня на руках. Тогда я почти умер. Лишь неживая оболочка меня ходила из стороны в сторону два часа, дожидаясь, когда же выйдет врач и сообщит хоть что-нибудь.

Но следующий день и сдача материалов для экспертизы. Снова перед глазами этот петух, грозящийся уничтожить меня и Таню. За себя я не переживал. Он слишком долго отсутствовал в России, и теперь не имел здесь былого веса. А ко мне прислушивались такие люди, которые могли прихлопнуть этого корешка одним пальцем. Я рядом с Таней стал для него настоящим сюрпризом, только вот говнюк решил, что может раскрывать на неё свою пасть в моё отсутствие. За что получил по роже. И не только. После чего умолк окончательно.

И вся эта байда вновь разожгла во мне злость. И это с таким дерьмом жила всё это время моя дочь?! Не говоря уже о самой Тане. Она должна была вернуться раньше! Уйти от него, забрать дочь, рассказать мне, в конце концов, попросить моей помощи! Но она терпела, следовательно, считала, что с ним лучше, чем со мной.

Помимо этого, я всё это время думал о её изначальном решении скрыть от меня Мию. Думал, думал, думал! Прикидывал, представлял, пытался понять. Не прошло бы и ночи, когда я не насиловал себя этими мыслями. И они как море в шторм, постепенно успокаивались, и с каждым днём для меня это понимание было всё ближе. А когда желание просто любить и ощущать Таню рядом достигло своей критической отметки, в голове наконец это понимание обрело форму штиля.

Понимал, что в чём-то была права. Что, приедь она тогда ко мне замужняя и беременная, я бы не поверил ни единому её слову. Это со временем я немного остыл, но первые годы я был абсолютно диким. Она права, тогда бы ничего не получилось. Мы бы мучались, и Мия бы тоже пострадала. Неизвестно, как бы сложились наши жизни, поступи она по-другому. Так, как спрашивал с неё я.

Понимал, что обвинять её одну не имею права. Понимал, что испугал. Понимал, что уверил её в своей несуществующей ненависти. Да тогда я и сам был в ней уверен, а потом ещё несколько лет. Тогда что я хотел от Тани? Поэтому я не имел права требовать от неё больше смелости и разумности.

Я всё это время прикидывал и думал. Постепенно успокаивался. А в это время держал себя в руках на сколько было возможно, ведь я до сих пор любил её до боли и хотел до боли. С ней по-другому не бывает, всегда больно. Лишь две крайности, где я либо счастлив, испытывая эту боль, либо нет.

Не так давно я был в одном баре, где познакомился с шикарной блондинкой. Но смотрел на эту красивую куклу, а перед глазами всё равно моя сумасшедшая девочка. Лгунья, предательница, но по-прежнему единственная любимая и желанная. Не могу воспринимать других женщин. Совсем. Никак.

А сегодня сорвался. И первая ночь, когда я не колочу грушу и не дрочу в душе, представляя Таню.

Резко поднимаюсь и иду к бару. Хватаю стакан, виски и наливаю. Отпиваю, но даже вкуса не ощущаю. Лихорадочно прикидываю риски, если поставлю всё на нас. Это будет последняя игра, определённо. Больше проигрывать будет нечего. Нет рисков, хуже быть не может. Как раз-таки стоя сейчас и пялясь на чёрную дверцу кухонного гарнитура, я проигрываю.

На часах два ночи, а я, наверное, всё решил, потому что срываюсь и выбегаю из квартиры. На хер лифт, перепрыгиваю лестницу за лестницей. Звоню в дверь. Нетерпеливо жму и жму на кнопку, ощущая, как сердце пытается пробить грудину. Не хочу разбудить Мию, но каждая упущенная секунда «нас» мучительно отбивает в висках. С этого мгновения не хочу и не могу упускать время. И без того мы потеряли слишком много. Хочу с ними. Презираю своё одиночество. Хочу жить громко, хочу слышать слово «папа».

Я так невыносимо всего этого хочу, что, когда ошарашенная ночным гостем Таня открывает дверь, я без объяснений и какого-то слова подхватываю её на руки и впиваюсь