всё очень медленно. Медленно завожу руки за спину и щёлкаю застёжкой бюстгалтера. Взгляд Гриши так же медленно соскальзывает в ложбинку между моих грудей. Там горит неистовое желание увидеть больше. Я знаю этот взгляд. Но теперь он усугубился в своём неистовстве разлукой. А они стали ещё больше и… чувствительнее. Сама издаю почти стон блаженства, когда освобождаю груди от кружева полностью. Соски обдаёт лёгкой прохладой, и они твердеют и торчат ещё более вызывающе.

Какая же это пытка находиться в метре от него, делать всё так медленно, ведь я готова отдать ему всю себя уже сейчас. А Гриша по-прежнему стоит неподвижной глыбой. Его грудь высоко вздымается, он закрывает глаза, трёт переносицу.

— Смотри… — шепчу с вызовом, мысленно умоляю.

Гриша резко открывает глаза, сразу фокусируя свой потемневший взгляд исподлобья на моём лице. Теперь в них больше, чем несколькими секундами ранее. Чувствую, что эта тонкая пелена его выдержки трещит по швам. Во мне тоже что-то неумолимо потрескивает, воздуха не хватает. От его взгляда между ног так ноет, что я еле сдерживаюсь, чтобы не застонать. Прикусываю нижнюю губу и просовываю указательные пальцы под кружевную резинку трусиков.

— Лучше остановись… — его голос совсем низкий, почти глухой рык.

С трудом сглатываю сухость во рту приподнимаю уголок губ в ухмылке.

— А то что? — спрашиваю с вызовом и начинаю медленно тянуть бельё вниз.

— Блять.

Гриша в один шаг приближается и, схватив меня одной рукой за талию, второй срывает с меня трусы. Из моей груди вырывается глубинный, громкий всхлип. Я хватаюсь за его плечи и быстро переступаю через них, снимая до конца. Давление под ягодицами, резкое движение, и вот я уже на Грише, обнимаю его ногами и руками. Под наш глухой, одновременный стон наши рты врезаются друг в друга. Бьются губами, зубами. Тяну его за короткий ёжик волос, царапаю ногтями голову, хочу вдавиться, слиться с ним. Прижимаюсь так сильно, что болезненные груди стонут вместе со мной. Но мне так приятно от этой боли. Промежностью трусь о грубую резинку шорт, наверняка оставляю влажные следы, ведь я чувствую, как сильно истекаю. Пульсирую изнутри, хочу быстро, глубоко и по-животному, хочу Котова внутрь прямо сейчас.

Я так соскучилась по его необузданности, дикости, что каждое его действие принимаю с жадностью, восторженной дрожью. Гриша беспорядочно сжимает кожу на бёдрах, ягодицах, боках. Просовывает руку между нашими телами, сдавливает грудь. Сжимает шею ладонью, не отрываясь ртом от меня ни на мгновение. Всасывает кожу на шее, кусает. Откидываю голову, лихорадочно шарю по его телу. Сминаю ткань футболки, тяну наверх, откидываю ненужную вещь. Теперь могу ощущать весь этот рельеф и жар ещё ближе. Соски вновь впечатываются, но уже в оголённую грудь напротив.

Раскачиваюсь на Грише всё интенсивней, ощущая всем своим жаром его каменную твёрдость. Одно короткое движение и чувствую давление его члена на половых губах. Ещё одно резкое движение и я взвизгиваю, заглушая себя влажным плечом Гриши. Пальцы на ногах поджимаются, ногти впиваются в его спину, зажмуриваюсь. Забыла это пьянящее ощущение предельной наполненности, приятной боли распирания.

С хриплым выдохом Гриша стискивает в ладонях ягодицы и толкается снова до пошлого шлепка. Новый громкий всхлип я заглушаю на этот раз сомкнув зубы на его шее. А дальше холод чувствую спиной и ягодицами, Гриша кладёт меня на столешницу кухонного островка и вновь накрывает мой рот своим. Я сосу его язык, пока он делает глубокие толчки с секундными остановками. Хочу оставить на нём свои отметины, поэтому царапаю его спину и плечи ногтями, всасываю кожу на шее. Сильно кусаю.

— Ещё… — подаюсь бёдрами навстречу, закатывая глаза и откидывая голову. — ещё… хочу быстрее, Гриш… ты не навредишь…

Мне хочется, чтобы он двигался беспрерывно, не останавливался ни на секунду. Так дико, как только может. По венам течёт жидкая лава, живот озаряется вспышкой от каждого нового проникновения. Это всё мне так надо. Эта потребность почти болезненная. Он во мне и жар его тела так близко. Нечёткие очертания кухни прыгают перед глазами. Я зажмуриваю их вновь, когда толчки становятся ритмично-быстрыми, одинаково глубокими. Я даже не успеваю ощутить его отсутствие — он снова со мной.

Гриша обхватывает губами мой сосок, обводит вокруг него языком, тянет, от этого у меня не получается сдержать протяжный громкий стон. Чувствую, как из уголков глаз отчего-то вытекают слёзы, губами хватаю воздух и сжимаю ногами талию Котова сильнее.

— Я так люблю тебя… так… люблю…

Он буквально выбивает из меня воздух своим членом, но удивительно, что я ещё могу что-то выговорить и видеть его перед собой. То, как блестит его лоб от пота; перекатываются его мышцы; как он скалится, а потом будто бы гневно выдыхает воздух через нос. Он злится?

Резко склоняется, сжимает одной рукой волосы на моём затылке, а второй болезненно впивается пальцами в бедро. Упирается своим лбом в мой и, смотря мне в глаза, с глухим рычанием-стоном продолжает вколачиваться в моё тело. Я натянута струной, вот-вот сорвусь в пропасть. Туда, где давно не была. Только во снах, но там совсем не так.

Ты мне так нужен! Так нужен! И не знаю, эта мысль долбится только в висках или я выдавливаю её вместе со всхлипами, когда сотрясаюсь всем телом. По ощущениям я падаю, но твёрдое, родное тело меня удерживает на высоте. Отменяет гравитацию.

Жаром и пульсацией ощущаю Гришину. Чувствую вытекающую горячую жидкость и то, как Он всё ещё содрогается в оргазме, с каждым мгновением придавливая своим телом всё больше и больше.

Тяжёлое, сбитое дыхание восстанавливается не сразу, как и силы шевелиться. За то время, пока мы прижимаемся друг к другу, я успеваю вспомнить, что произошло между нами и почему я так истосковалась. Вспоминаю и непроизвольно сжимаю Гришу ногами и руками сильнее, когда он дёргается, чтобы встать.

— Гриша… Не уходи! — шепчу, а затем обхватываю его лицо ладонями и всхлипываю теперь от страха. — Ты мне так нужен, не уходи!

Он прикрывает глаза, делает несколько глубоких, хриплых вдохов и всё-таки встаёт, разрывая мои объятия, которые будто могли его удержать. Приподнимаюсь на локтях, наблюдая, как он нетвёрдой походкой идёт к рабочему кухонному столу, где стоит рулон салфеток. Отрывает несколько и возвращается. Наверное, я всё ещё надеюсь, что его молчание во время секса и сейчас не значит ничего плохого. Иначе почему я спокойно продолжаю лежать и наблюдать за тем, как он обтирает мои бёдра. Он бы ведь не стал так медленно и спокойно это делать,