class="p1">— Но почему ты мне ничего не сказала?! Ты сама всё решила! Сама уехала и лишила меня ребёнка. Семьи!

И хоть сил практически нет, но я придаю голосу громкости, произнесённому — все те эмоции и мысли, вынудившие меня молчать с самого начала.

— Ты разве забыл, что наговорил мне?! Я до сих пор помню каждое твоё слово. Каждое… У меня в голове несколько лет набатом звучали твои слова. И, Гриша, какая семья?! Как ты себе это представляешь?.. Я, будучи замужняя за другим человеком, приехала бы к тебе. И что дальше?! Ты бы поверил мне?! Простил бы?! Как бы мы жили? Никакой семьи бы не получилось… Мы бы оба мучались! Я бы осталась одна с ребёнком, а ты бы так же меня ненавидел! Пойми!..

— Мы бы сделали тест ДНК!

— А ты знаешь, как его делают, когда ребёнок ещё не рождён?! Есть и безопасный способ, но не всегда он возможен!

— А-а-а-а!.. — в ярости он скидывает подушки с дивана, переворачивает маленький столик перед ним, пока я сижу и не могу пошевелиться. Нет сил даже реветь, хоть и хочется зарыдать. В голос. Это иногда унимает немного боль. Но даже такой возможности сейчас нет. Слёзы закончились.

— Нам бы пришлось ждать её рождения, чтобы ты поверил… Тогда я не видела другого выхода. Так было лучше для нас с Мией.

— А потом?! Неужели все эти годы тебя не грызла совесть?! — резко останавливается Грига, впившись в меня испытующим, безумным взглядом.

Я быстро киваю.

— Через два года после рождения Мии… Я звонила тебе… но не смогла. Я пыталась несколько раз, но все разы ты брал трубку, а я трусила и сбрасывала… Мне все годы было страшно. И даже сейчас…

— Я догадывался… но перезванивать не стал… — произносит глухо, смотря в пустоту. А затем валится на диван, хватается за голову и начинает покачиваться взад-вперёд.

Морщусь, потому что эти волны его удушья топят и меня, но снова киваю, хоть и понимаю, что он этого не видит. Я рассказала всё. Расскажу всё, что потребуется, только бы понял. Только бы простил.

— Когда мы с тобой снова начали… я пыталась сказать. Несколько раз пыталась… Но каждый раз что-то мешало мне это сделать. А может, я специально оттягивала. Может… И я подумала, как только заберу Мию… всё наладится, я всё тебе расскажу…

— Ты хоть представляешь, что сейчас творится внутри меня?! — стонет он, и от этого меня рвёт изнутри ещё сильнее.

Мне плохо, но я нахожу силы и подхожу к нему, сажусь на колени и обхватываю его лицо руками.

— Гриша, прости меня любимый!.. Я всё испортила, но я очень хочу всё исправить! Я очень раскаиваюсь! Мне так жаль, что потрачено столько времени… — всхлипываю, слёзы находятся, брызгают из глаз. — Тогда… я не видела другого решения. Я думала… что так будет лучше…

Он тоже обхватывает моё лицо и смотрит на меня. И я замечаю, как блестят его глаза. В них слёзы, господи!

— Гриш…

— Ты понимаешь, что ты сделала с нами?! Что я сейчас чувствую, знаешь?! А я тебе скажу! Я все эти годы любил тебя, прикрываясь своей ненавистью, чтобы не было так больно! Я так хотел детей. С тобой хотел! А теперь даже не могу насладиться осознанием, что у меня есть дочь! Я пропустил шесть лет её жизни. Ты это понимаешь?! — сжимает мне щёки и кричит, кричит. А я зажмуриваюсь от всей боли, витающей в воздухе. Дышать трудно. — Я… до сих пор… так тебя люблю, — низко и тяжело выдавливает он слово за словом. — и одновременно ненавижу… Что мне теперь делать?! Ты можешь сказать, как мне на этот раз тебя простить?! — вновь кричит мне в лицо, практически касаясь своим носом моего.

— Гриша… пожалуйста!.. — лихорадочно покрываю его лицо короткими поцелуями. Он прикрывает глаза. И даже кажется, будто успокаивается, вот только то, как его трясёт, говорит об обратном. — Я не знаю, как тебе простить меня… но, пожалуйста… дай мне шанс всё исправить! Я очень тебя люблю… Милый мой… Любимый…

В этот момент голову обносит, будто меня резко ударили. Боль в висках, перед глазами темнеет. Я падаю назад, опираясь руками о пол. Встряхиваю головой, чтобы прийти в себя, но ничего не меняется. Пол из-под ног уплывает, картина смазывается так же.

— Что с тобой?! — слышу обеспокоенный голос будто издалека, он проносится в голове эхом. А затем и чувствую прикосновения к плечам, спине. Гриша поднимает меня, садит на полу. Вроде похлопывает по щекам, пока я пытаюсь сфокусировать взгляд.

— Мне… Очень плохо…

— Скорую вызвать?!

— Гриш…

* * *

Кое-как разлепляю глаза и первые секунды не понимаю, где я и почему лежу. Левую руку сводит болью, как и желудок скручивает от голода. Тошнота вроде отступила, но теперь такое чувство, что по моей голове прошёлся слон. Или её расплющило под прессом. Ощущения такие, хоть и глаза на месте, ведь видеть я могу уже чуть лучше. Правда, белые стены, потолки и яркий свет, исходящий от люстры посередине, режут глаза. Запах… тошнотворный. Больничный. Ненавижу его. И кажется, меня снова тошнит уже от него.

Кошусь на руку, а затем выше — капельница, два пакетика с прозрачной жидкостью размеренно капают. Пытаюсь поднять голову, напрягаю шею, но тут же перестаю пытаться, потому что сил нет даже на это. Пальцами на руках и ногах шевелить могу, это хорошо.

Боже, какого чёрта?.. Где Гриша?.. Хочется застонать и разреветься. Но и это не в силах сделать.

И тут будто по взмаху волшебной палочки появляется Он. Врывается в палату. Дверь перед глазами, поэтому я хорошо вижу его бледное обеспокоенное лицо, белый халат, накинутый на его белую рубашку. Ту, которую он надевал сегодня на суд. Но вот Гриша видит меня, и выражение его лица меняется. Остаётся таким же бледным, но теперь становится словно каменным, без эмоций.

Не поворачивая головы, наблюдаю за тем, как он берёт стул из угла, ставит его у моей кровати и медленно садится. Первые секунды сверлит взглядом катетер от капельницы. А в моей голове проносится сразу миллион мыслей, от которых виски пульсируют ещё сильнее. Но не думать не получается.

Очевидно, я потеряла сознание, а он привёз меня в больницу. Не уехал, не бросил меня здесь одну. Любит меня. А я всё испортила. Разрушила своими руками. В очередной раз разбила в прах его доверие. Сделала больно. И сможет ли он когда-нибудь простить? А я не знаю… совершенно не