войны артиллерийская разведка не могла рассчитывать на авиацию. Уже в первые дни войны противником были уничтожены почти все самолеты специальных корпусных корректировочно-разведывательных авиационных эскадрилий, сосредоточенных вблизи границы, кроме того превосходство врага в небе не позволяло для целей разведки использовать аэростаты наблюдения. Оставались наземные методы — инструментальные и визуально-оптические. Об инструментальных методах разведки рассказывали на теоретических занятиях, но применялись они не так часто, как хотелось бы и это, прежде всего, было связано с недостаточностью оснащения приборами, необходимыми для фотограмметрических, топографических и звуковых методов разведки, а также недостатком квалифицированных кадров. Ну, а главным и чуть ли не единственным средством обнаружения огневых позиций противника оставалась визуальная и оптическая разведка. Арсению пришлось осваивать методику именно этого метода ведения разведки, здесь основными средствами были бинокль и полевой телефон, как единственное доступное средство связи.

Программа обучения для человека с гуманитарным образованием и опытом работы с людьми и документами была совсем несложная, поэтому несколько месяцев, проведенных в Саранске, были похожи на восстановительный период после большой моральной и физической нагрузки, перенесенной при строительстве оборонительных сооружений под Москвой.

Успехи в обучении и хорошие отношения с командирами позволяли Арсению раз в неделю видеться с семьей, его отпускали в увольнение по воскресениям на несколько часов. Так незаметно время обучения подошло к завершению и перед отправкой на фронт Арсению дали трехдневный отпуск.

Три дня пролетели еще более незаметно. Все домашние понимали, что впереди у Арсения фронт, война. У всех близких в голове стучали вопросы: сколько продлится эта война и разлука? Все знали, что война рано или поздно окончится, а вот окончится ли разлука, никто знать не мог, но об этом думать и тем более говорить было нельзя.

Гриша почти все три дня не отходил от Арсения, только утренние часы, которые он проводил в школе и ночи, когда Арсений оставался наедине с Анной, его не было рядом. Гриша старался насмотреться и наговориться с Арсением. Даже когда Грише приходилось делать уроки, Арсений все равно оставался рядом, они вместе выполняли задания, особенно интересно было вместе заниматься литературой и историей, Арсений рассказывал что-нибудь из того, чего не было в учебниках, но что хранилось в его памяти, а Гриша слушал и запоминал, они вместе обсуждали прочитанное и услышанное. После того, как все задания были выполнены, вместе ходили на прогулку, если Анна не была занята в театре, они гуляли втроем.

Вечером второго дня отпуска, они втроем возвращались после прогулки домой, Арсений взял Гришу за руку и начал разговор о том, что не отпускало его уже много дней подряд, с того самого дня, когда он подал прошение об отправке на фронт.

— Уже завтра вечером мы расстанемся, не знаю надолго ли, но там, на фронте, я буду вспоминать вот эти наши разговоры, прогулки, все, что мы любим и что нас связывает. Буду думать о том, что у меня здесь осталось самое дорогое, что может быть в жизни — мои самые близкие и родные люди. Моя семья, — жена и сын. Жена и сын, именно так я чувствую вас, и мне бы очень хотелось, чтобы все мы стали еще ближе и носили одну фамилию. Никто не сможет сейчас сказать, как сложится наша судьба, чем для нас закончится эта война, но в любом случае мне бы хотелось, чтобы эта связь, которая соединила нас, осталась навсегда. Не могу и не хочу избавиться от желания, чтобы всю дальнейшую жизнь Гриша отзывался на фамилию Панарин. Прошу тебя Гриша, подумай об этом, только не долго, если согласишься, ты мог бы взять мою фамилию уже завтра. Надеюсь, Анна, ты не станешь возражать против этого?

Гриша от неожиданности смутился, Анна, обратив на это внимание, решила помочь ему преодолеть это смущение и отвлечь от него Арсения, она, улыбнувшись, заметила:

— Арсений, я и раньше не возражала против этого и уже четыре года ношу твою фамилию или ты забыл?

— Нет. Я помню. Ты знаешь, мне не всегда удается внятно и незамысловато сформулировать свою мысль, особенно, когда я волнуюсь, а сейчас именно такая ситуация. Завтра нам придется расстаться. Наверное, в окопах тоже бывают затишья, и я уже знаю, о чем думают в такие моменты люди, которым вынужденно пришлось расстаться со своими близкими. Я, конечно, буду вспоминать тебя и Гришу, вспоминать, как мы жили эти четыре года. Память хранит разное, но каждый раз, когда я начинаю копаться в нашем прошлом, в памяти всплывает только хорошее, и подумайте, как мне будет приятно вспоминать, что у меня есть сын — Григорий Арсениевич Панарин.

После этих слов Арсений смотрел и обращался только к Грише:

— Ты сейчас носишь фамилию, которую получил при рождении, но так случилось, что в вашей с мамой жизни многое изменилось и теперь мы с тобой и мамой живем одной семьей. Пройдет всего несколько лет и у тебя появятся дети, наши с мамой внуки, я бы очень хотел, чтобы они, также как и ты, стали моим продолжением и в делах и в мыслях.

Арсений замолчал, Гриша шел рядом опустив голову, внимательно слушая, что говорил Арсений. Оправившись от смущения, он негромко заговорил:

— Мы с бабой Настей и мамой иногда ходим на кладбище, там есть могила, там отец. Когда он погиб, мне было два года, я его не помню, говорят, он был умный и хороший человек. Мама его помнит, и мы ходим поклониться ему, а у меня даже нет его фотографии, мне сложно представить каким он был. Когда мы стали жить с тобой, мама стала Панариной, а я остался Голосовым. Наверное, ты прав, нам будет лучше, если мы все будем Панариными, а то, что у меня был еще один отец, мы с мамой будем помнить, и когда я стану Панариным.

— Значит согласен?

Гриша утвердительно кивнул головой.

— Тогда утром идем в ЗАГС, — переписываем документы.

Арсений подхватил Гришу, и они побежали по аллее Пушкинского парка. Они бежали, смеясь и толкаясь, впереди был большой сугроб, Гриша прицелился и толкнул Арсения, Арсений поддался и, прихватив за рукав Гришу, рухнул в этот сугроб вместе с ним. Анна стояла рядом, смеялась, глядя, как они барахтаются в снегу. Гриша наваливался на Арсения, тормошил его не давая высвободиться и подняться. Наконец, Арсений запросил пощады:

— Все. Сдаюсь. Ты победил.

Когда они вернулись домой, Арсений светился, для него это был счастливый вечер.

Наутро отправились в ЗАГС, прихватив с собой Варвару и Василия Черняйкиных, на всякий случай, как